В восточных системах, особенно в буддизме, абсолютным принципом, как известно, служит ничто, пустота. Глубокомысленный Гераклит выставил против такой простой и односторонней отвлеченности высшее полное понятие становления и сказал: нет ни бытия, ни ничто, но все течет, т. е. все есть становление. Популярные, главным образом, восточные изречения, в роде того, что все, что есть, в самом своем рождении содержит зародыш своего уничтожения, а, наоборот, смерть служит вступлением в новую жизнь, выражают в сущности то же единство бытия и ничто. Но эти выражения предполагают субстрат, в котором совершается переход; бытие и ничто представляются разделенными по времени, как бы перемежающимися в нем, а мыслятся не в их отвлеченности, и потому не так, чтобы они сами по себе и для себя были одним и тем же.
Ex nihilo nihil fit — есть одно из тех положений, которым в метафизике приписывается большое значение. Между тем, в нем оказывается лишь или бессодержательное положение: ничто есть ничто, или же, если в нем придается действительная важность становлению, то поскольку из ничего становится ничто же, на самом деле становления не получается, ибо ничто так и остается ничто. Становление предполагает, что ничто не остается ничто, но переходит в свою противоположность — в бытие. Если последующая, главным образом, христианская метафизика отвергла положение «из ничего не происходит ничего», то именно потому, что она допускала переход ничто в бытие; как бы синтетически или просто представляющим образом ни принимала она это положение, тем не менее даже при самом несовершенном способе этого соединения оно содержит в себе один {31}пункт, в котором бытие и ничто совпадают, и различие их исчезает. Существенная важность положения: из ничего не происходит ничего, ничто есть не более, как ничто, заключается в его противоположении становлению вообще, а, следовательно, и сотворению мира из ничего. Те, которые высказывают положение: ничто есть не более, как ничто, даже горячась из-за него, бессознательно соглашаются с отвлеченным пантеизмом элейцев и по существу даже с пантеизмом Спинозы. Философское воззрение, для которого служит принципом: бытие есть только бытие, ничто есть только ничто, заслуживает название системы тожества; это отвлеченное тожество есть сущность пантеизма.
Если вывод, что бытие и ничто тожественны, кажется странным или парадоксальным, то на это нет надобности обращать дальнейшего внимания; следовало бы, напротив, удивляться такому удивлению, столь новому в философии и упускающему из виду, что этой науке присущи совсем иные определения, чем обычному сознанию и так называемому здравому человеческому смыслу, который именно не есть здравый, но есть не что иное, как проникнутый отвлеченностями и верою в них или, правильнее, суеверием рассудок. Было бы нетрудно обнаружить это единство бытия и ничто на каждом примере, на каждом случае действительности или мысли.
О бытии и ничто следует сказать то же, что выше было сказано о непосредственности и опосредовании (из коих последнее содержит в себе отношение к другому, следовательно отрицание), а именно, что нигде ни на небе, ни на земле нет ничего, что не содержало бы в себе того и другого, бытия и ничто. Конечно, так как тут речь идет уже о некотором нечто и о действительном, то в этом случае эти определения даны уже не в той их совершенной неистинности, как в бытии и ничто, но в некотором дальнейшем определении, понимаются, например, как положительное и отрицательное, как положенное, как рефлектированное ничто; но положительное и отрицательное содержат в себе: первое — бытие, второе — ничто, как свои отвлеченные основы. Так, в самом Боге качество, деятельность, творчество, сила и т. п. содержит в себе существенно определение отрицательного, — они производят другое. Но опытное разъяснение этого взгляда примерами было бы здесь совершенно излишне. Так как это единство бытия и ничто кладется раз навсегда в основу всего, как первая истина, и составляет собою элемент всего последующего, то кроме самого становления все дальнейшие логические определения — существование, качество, вообще все понятия философии — суть примеры такого единства. Но так называющий себя здравый человеческий смысл может быть, поскольку он отрицает неразделимость бытия и ничто, приглашен сделать попытку найти пример чего-либо, в чем было бы отделено одно от другого (нечто от предела, границы, или бесконечное, Бог, как уже упомянуто, от деятельности). Лишь пустые мысленные вещи, бытие и ничто сами по себе, суть это разделенное, и их-то рассудок предпочитает истине, т. е. их нераздельности, которая всегда перед нами.{32}