Устраивая поудобнее голову у нее на коленях он сказал:
— Я бы не стал двигаться даже за половину герцогства твоего отца.
Она раздраженно посмотрела на него.
— Зачем ты так бросился в гущу врагов?
Роланд смутился.
— Честно говоря, я споткнулся, спускаясь по ступеням, и уже не мог остановиться.
Она положила щеку ему на лоб, а Арута с Амосом рассмеялись.
— Ты лжец. И я люблю тебя, — тихо сказала она.
Арута встал и потянул за собой Амоса, оставив Роланда и Карлайн друг с другом. Дойдя до угла они наткнулись на бывшего цуранийского раба, Чарльза, несущего воду для раненых. Арута остановил его.
На плечах у него было коромысло, на котором висело два больших ведра с водой. У Чарльза шла кровь из нескольких небольших ран, и он был покрыт грязью.
— Что с тобой случилось? — спросил Арута.
— Хороший бой, — сказал Чарльз с широкой улыбкой. — Прыгнуть в дырку. Чарльз хороший воин.
Бывший раб цурани был бледен и немного покачивался. Арута ничего не сказал, но жестом показал ему, чтобы он продолжил работу. Счастливый, Чарльз поторопился дальше.
— Как ты это находишь?
Амос усмехнулся.
— Я имел много дел с бандитами, негодяями и подлецами, ваше высочество. Я мало знаю об этих цурани, но я думаю, что это человек, на которого можно положиться.
Арута наблюдал, как Чарльз раздает воду другим солдатам, не обращая внимания на собственные раны и усталость.
— Это был хороший поступок, прыгнуть в шахту без приказания. Надо будет обдумать предло-жение Лонгбоу взять этого человека на службу.
Они продолжили путь. Арута руководил заботой о раненых, а Амос — окончательным разрушением тоннеля.
Когда рассвело, на дворе было спокойно, и только пятно сырой земли там, где закопали шахту, и длинное углубление, тянущееся от замка до внешней стены показывали, что ночью происходило что-то необычное.
Фэннон хромал вдоль стены, придерживая правый бок. Рана на спине почти исцелилась, но он все еще не мог ходить без посторонней помощи. Отец Талли поддерживал Мастера Мечей. Они подошли туда, где ждали остальные.
Арута улыбнулся Мастеру Мечей и осторожно взял его под другую руку, помогая Талли его держать. Рядом стояли Гардан, Амос Траск, Мартин Длинный Лук и группа солдат.
— Что такое? — спросил Фэннон. Его сердитый гнев был радостным зрелищем для стоящих на стене. — Что, у вас так мало ума, что вам пришлось прервать мой отдых, чтобы я принял обязанности командующего?
Арута показал на море. На горизонте на голубом фоне моря и неба видны были дюжины маленьких пятнышек, вспыхивающих сверкающе-белым в лучах утреннего солнца.
— Флот из Карса и Тулана приближается песчаному берегу на юге.
Он показал на суетящийся лагерь цурани в отдалении.
— Сегодня мы прогоним их. Завтра к этому же времени мы очистим все вокруг от чужаков. Мы погоним их на восток, не давая передышки. В силе они явятся еще не скоро.
— Я верю, что ты прав, Арута, — тихо сказал Фэннон. Некоторое время он стоял молча, потом проговорил:
— Мне докладывали, как ты командуешь, Арута. Ты действовал верно. Ты делаешь честь своему отцу и Крайди.
Тронутый похвалой Мастера Мечей, Арута попытался отнестись к ней небрежно, но Фэннон перебил его:
— Нет, ты сделал все, что было нужно, и более того. Ты был прав. С ними не нужна осторожность. Надо переносить борьбу на их территорию, — он вздохнул. — Я старик, Арута. Пришло время уйти на покой и оставить войну молодым.
Талли насмешливо фыркнул.
— Ты не стар. Я уже был священником, когда тебя еще только пеленали.
Фэннон рассмеялся вместе с остальными над очевидной неверностью этого высказывания, и Арута произнес:
— Ты должен знать, что если я действовал верно, то благодаря твоим урокам.
Талли взял Фэннона под локоть.
— Ты можешь не быть старым, но ты больной. Возвращаемся в замок. Ты уже достаточно пошатался вокруг. Завтра можешь начать прогуливаться регулярно. Через пару недель будешь тут всем распоряжаться и выкрикивать приказы, и всем понравится видеть тебя таким, как раньше.
Фэннон ухитрился слабо улыбнуться и позволил Талли свести себя по ступеням.
— Мастер Мечей прав, ваше высочество, — сказал Гардан, когда они спустились. — Ваш отец будет вами гордиться.
Арута наблюдал за приближающимися кораблями, черты его худого лица выражали задумчивость.
— Если я действовал верно, то потому, что мне помогали хорошие люди, многих из которых более нет с нами, — он глубоко вдохнул и продолжил: