Джудит (бросаясь к нему). О, наконец-то, наконец-то ты пришел! (Хочет обнять его.)
Андерсон (отстраняясь). Осторожно, моя дорогая, – я весь мокрый. Дай мне раньше снять плащ. (Ставит перед очагом стул спинкой к огню, развешивает на нем плащ, стряхивает капли воды со шляпы и кладет ее на решетку очага и тогда только поворачивается к Джудит и раскрывает ей объятия.) Ну вот!
Она кидается к нему на грудь.
Не запоздал я? На городских часах било четверть, когда я подходил к дому, но городские всегда спешат.
Джудит. Сегодня они, наверно, отстают. Я так рада, что ты уже дома.
Андерсон (крепко прижимая ее к себе). Беспокоилась, голубка моя?
Джудит. Немножко.
Андерсон. Да ты как будто плакала?
Джудит. Так, чуть-чуть. Не обращай внимания. Теперь уже все прошло.
Звук трубы где-то в отдалении.
(Испуганно вздрагивает и отступает к креслу с резной спинкой.) Что это?
Андерсон (идет за ней, ласково усаживает ее в кресло и сам садится рядом). Король Георг, больше ничего, моя дорогая. Сбор в казармы, или сигнал на перекличку, или вечерняя зоря, или приказ седлать, или еще что-нибудь. Солдаты не звонят в колокол и не кричат в окно, если им что нужно, а посылают трубача, чтобы он переполошил весь город. Джудит. Ты думаешь, есть все-таки опасность?
Андерсон. Ни малейшей.
Джудит. Это ты говоришь, чтобы успокоить меня, а не потому, что а самом деле уверен.
Андерсон. Милая моя, опасность всегда существует в этом мире для тех, кто ее боится. Существует опасность, что наш дом сгорит ночью, однако это не мешает нам спать спокойным сном.
Джудит. Да, я знаю, ты всегда так говоришь; и ты прав. Ну конечно, прав. Только я, наверно, не очень храбрая – и в этом все дело. У меня сердце сжимается всякий раз, как я вспомню про солдат.
Андерсон. Ничего, дорогая; храбрость тем дороже, чем больших она стоит усилий.
Джудит. Да, должно быть. (Снова обнимает его.) Милый мой, какой ты храбрый! (Со слезами на глазах.) Я тоже буду храброй… вот увидишь: тебе не придется стыдиться своей жены.
Андерсон. Вот и хорошо. Очень рад это от тебя слышать. Так, так! (Весело встает и подходит к огню, чтобы посушить башмаки.) Заходил я к Ричарду Даджену, но не застал его дома.
Джудит (встает, не веря своим ушам). Ты был у этого человека?
Андерсон. Да ничего не случилось, милая. Его не было дома.
Джудит (едва не плача, как будто этот визит – личное оскорбление для нее). Но зачем ты туда ходил?
Андерсон (очень серьезным тоном). Видишь ли, в городе ходят толки, что майор Суиндон собирается сделать здесь то же, что он сделал в Спрингтауне: взять самого отъявленного мятежника – ведь он нас всех так называет – и повесить его в назидание остальным. Там он ухватился за Питера Даджена, как за человека с худшей славой в городе; и все считают, что здесь его выбор падет на Ричарда, по тому же признаку.
Джудит. Но Ричард сказал…
Андерсон (добродушно, перебивая ее). Хо! Ричард сказал! Ричард для того и сказал, дорогая моя, чтобы напугать тебя и меня. Он сказал то, во что и сам, пожалуй, рад бы поверить, да простит его господь! Страшно представить, каково думать о смерти такому человеку. Вот я и решил, что нужно предостеречь его. Я ему оставил записку.
Джудит (сердито). Какую записку?
Андерсон. Да вот, что я хотел бы сказать ему несколько слов по делу, которое его касается, и буду очень рад, если он зайдет сюда мимоходом.
Джудит (окаменев от ужаса). Ты позвал этого человека сюда?
Андерсон. Именно так.
Джудит (падает в кресло, прижав руки к груди). Хоть бы он не пришел! Господи, хоть бы он не пришел!
Андерсон. Почему ты не хочешь, чтобы я предупредил его об опасности?
Джудит. Нет, нет, пусть он узнает, что ему грозит… О Тони, скажи… это очень дурно – ненавидеть богохульника и дурного человека? Я его ненавижу. Он у меня из головы не выходит. Я знаю, он принесет нам горе. Он оскорбил тебя, оскорбил меня, оскорбил свою мать…
Андерсон. А мы простим его, голубка, и все забудется.
Джудит. Я знаю, знаю, что это дурно – ненавидеть кого-нибудь, но…
Андерсон (подходит к ней; шутливо-ласковым тоном). Полно, дорогая, не такая уж ты грешница, как тебе кажется. Самый большой грех по отношению к ближнему – не ненависть, а равнодушие; вот истинно вершина бесчеловечности. В конце концов, моя дорогая, если присмотреться к людям, ты сама удивишься, до чего ненависть похожа на любовь.
Она вздрагивает от непонятного волнения – даже испуга. Его забавляет это.
Да, да; я говорю вполне серьезно. Вспомни, как многие из наших друзей, мужья и жены, мучают друг друга, подозревают, ревнуют, дня не дают друг другу дышать свободно – и, право же, больше похожи на тюремщиков или рабовладельцев, чем на любящих супругов. А теперь вспомни, каковы эти самые люди со своими врагами – щепетильны, сдержанны, независимы, исполнены достоинства, следят за каждым сказанным словом. Ха! Не приходило ли тебе когда-нибудь в голову, что любой из них, сам того не зная, больший друг врагу своему, чем собственному мужу или жене? Да вот хоть ты, моя дорогая: сама того не зная, ты, право же, больше любишь Ричарда, чем меня!
Джудит. О, не говори так, Тони, даже в шутку не говори! Ты не знаешь, как во мне все переворачивается от таких слов.
Андерсон (смеется). Ну, ну, не сердись, голубка! Он дурной человек, и ты его ненавидишь, как он того и заслуживает. А сейчас ты меня напоишь чаем, правда?
Джудит (полная раскаяния). Ох, я совсем забыла! Заставила тебя ждать столько времени! (Идет к очагу и ставит котелок на огонь.)
Андерсон (направляясь к шкафу и на ходу снимая сюртук). Ты зашила рукав моего старого сюртука?
Джудит. Да, дорогой! (Хлопочет у стола, заваривая чай.)
Андерсон (переодеваясь в старый сюртук и вешая на гвоздь тот, который он только что снял). Кто-нибудь заходил, пока меня не было?
Джудит. Нет, только…
В дверь стучат.
(Сильно вздрагивает, выдавая свое напряженное состояние, и отступает к дальнему краю стола, с чайницей и ложкой в руках.) Кто это?
Андерсон (подходит к ней и успокоительно треплет ее по плечу). Ну, ну, голубка. Не съедят тебя, кто бы там ни был.
Она силится улыбнуться, едва сдерживая слезы. Он подходит к двери и распахивает ее. На пороге стоит Ричард, без плаща, в одной куртке.
Надо было вам прямо поднять щеколду и войти, мистер Даджен. У нас просто, без церемоний. (Радушно.) Входите.
Ричард непринужденно входит в комнату, останавливается у стола и неторопливо осматривается; когда ему на глаза попадается портрет духовной особы, он слегка морщит нос. Джудит упорно глядит на чайницу, которую держит в руках.
Дождь перестал? (Затворяет дверь.)
Ричард. Ну да, кой… (Ловит взгляд Джудит, которая в это мгновение быстро и надменно вскинула голову.) Прошу прощения, но (показывая свою вымокшую куртку) сами видите!