Рабочая сила
Где же найти таких людей, которые будет кочевать и вести непривычный полевой образ жизни и еще и думать о качестве работы, да еще не пить… Ну, во-первых, полевой-то полевой, но с достаточным количеством удобств. Те люди, какие, в основном сюда попадают, таких удобств и условий жизни даже подчас и не видывали… А во-вторых: находятся!.. В середине девяностых в безработицу к ним люди шли валом, да и сейчас свисни, народ пойдет, потому что они уже о себе заявили, их знают, да и потому что люди в стране измучились и изголодались в поисках настоящих работ.
Предпочтенье они отдают, как и отдавали с самого начала, военным. Демобилизованным офицерам, уволившимся сверхсрочникам. Военным из раскомплектованных воинских частей на территории страны и союзных республик, беженцам, членам их семей. Эти – самые лучшие работники, дисциплинированные, надежные, они считаются опорой. Практически все руководящее и культурно-просветительское ядро из бывших офицеров и сохранившихся жен офицеров, которые всегда занимали в местах работы мужей рабочие места в сфере обслуживания, образования и культуры. Жены работают и в конторах, и в школах, и в клубах, и детских садах, и в фельдшерских пунктах воспитательницами, учительницами, секретарями, бухгалтерами, санитарками, врачами, нянечками и т д. И что мужья, что жены, все они очень деятельны и ответственны.. Когда такие, намыкавшись по стране в поисках жилья, да просто угла, уже не говоря про стабильную зарплату, оказывается в их системе, у них в глазах начинает светиться один энтузиазм.
Переселенцам с севера. Они специально в свое время делали рейд по брошенным государством северным и приморским городам и весям, и, помогая людям в их отчаянном положении, давали денег на билет, чтобы можно было выехать на большую землю, и набрали себе много отменных специалистов. Это тоже контингент, привычный к неудобствам быта и трудностям. Из этих также составляется крепкий костяк.
Из городов они тоже берут народ. Но с этими сложнее, эти уже избалованны и развращены городской жизнью, и даже соблазненные постоянной работой, они трудно привыкают к кочевью и приживаются у них, но если уж остаются, то те, что самые «отвязанные», революционные, отчаянные, романтики.
Безработных и бомжей даже привлекают, и ими не гнушаются, поставив лишь единственным условием – это борьба с алкоголем. И кто не справился – тот сам виноват.
И весьма успешно и с превеликим удовольствием эксплуатируют детский труд. В летнее время в местах массовых сенокосов они при использовании своих мобильных средств, рассчитанных на зимнее стойбищное время, создают хорошо оснащенные пионерские лагеря, проводят рекламную компанию в близлежащих городах и набирают праздношатающихся, которых родители готовы отправить куда угодно, по улицам детей, привозя их к себе на своем транспорте и используя на полевых работах. За счет которой те и себя содержат и обслуживающий их персонал, и из-за которой ни от самих детей, ни от их родителей претензий к ним никогда не поступало, никогда нареканий не слышали. Детей приучают работать в расчете на будущее. Кто знает, может, позже они к ним придут. Приучают работать с удовольствием. Им устраивают и трудовые игры, трудовые десанты, соревнования, как в былые времена, военные зарницы и походы, формируют и культурную программу, и экскурсии по своим производственным объектам с их новыми изобретениями и сельскохозяйственными ноу-хау, конный спорт, Пеньковский мотодельтаклуб, стараясь показать им всю свою жизнь во всем ее многообразии.
Даже наркоманов берут, в их недрах у них для таких есть коммуны с трудотерапией, созданные инициативными людьми, энтузиастами-врачами, которых они в свое время к себе приняли, это тоже их постоянный контингент, потому что те, кто вылечиваются, уже назад в город не возвращаются , они уже намертво привязываются к ним.
Ну, и, безусловно, подбирают в деревнях, через которые проходят, всех страждущих. Это уже их люди изначально, этим даже не особенно и надо привыкать к новому образу жизни, который тут ведут. Земля есть земля, и скотина есть скотина, это все везде одинаково.
На всем этом, на выживании в современных условиях, на способах борьбы с безработицей, на возможностях повышения уровня жизни в настоящее время, на создании большого количества рабочих мест и «оазиса» среди социальных бурь и нищеты и на формировании разветвленной крупной успешно действующей социально-производственной структуры, на деле укрепляющей продовольственную безопасность страны, можно было бы и остановиться. Так ведь это им мало. Они еще имеют претензию считать себя народом.
«Учгуры»
Юридически все они как бы оформлены в Закрытое акционерное общество, ЗАО «Учгуры», – название, данное их образованию впопыхах при регистрации их деятельности одним из учредителей еще в 1995 году. Как все эти десятки тысяч человек объединены в одно акционерное предприятие, как они умещаются хотя бы в списках в нем на деле – это уже тонкости их юридического центра, который приспосабливает их жизнедеятельность ко всей бюрократической невнятице, изобретенной в недрах государственного аппарата нашей чудесной демократической родины. Но как бы там ни было, больших претензий к ним по этому поводу от властей нет, как-то все устроено, придумано и договорено, и все они на самом деле являются в определенном смысле акционерами чего-то, и на самом деле имеют акции и отдельные счета в банке и стоят горой за общий рост их общего благосостояния…
Как-то они так связаны вместе, что они заинтересованы и в общих доходах всей их гигантской системы, и в экономии, и в сохранности доверенной им техники, несмотря на то, что каждый зарабатывает в зависимости от того, сколько он содержит овец или коров, пася их своей семьей. Казалось бы, частнособственнические индивидуалистические отдельносемейные отношения должны быть… Но все они влюблены в свою «малую землю» и все от мала до велика осознают себя общностью. Народом. И особенными.
По национальному составу они очень разные. Не говоря уже об исконных народностях, которые составляют русскую нацию, как-то: русские, чуваши, марийцы, мордвины, башкиры, белорусы, украинцы, или даже какие-нибудь самоназванные новгородцы, поморы, пермяки-солены-уши и др., кроме этих, у них есть и татары, и казахи, – а как же без них, степняков, – и беженцы-таджики, и азербайджанцы, и армяне, и узбеки, и даже евреи, и кого только нет… Но все они упорно, хотя часто и говорят меж собой на своих языках и по переписи пишутся обязательно татарами, чувашами и якутами, и хотя все скопом имеют даже свое пусть и дурно выдуманное, но тем не менее, общее нейтральное, официальное, связывающее всех в одно производственное объединение, название «учгуры», как бы там ни было, все равно они все стойко именуют себя русскими.
И мало того, настолько русскими считают себя, что именно себя и мнят ими, остальных же, находящихся за пределами их мира и территории вообще не держат за народ. Стадо, зомби. Хотя и относятся, полагая себя намного морально выше того разброда, который видится ими в остальной, окружающей их стране, к этим остальным участливо-снисходительно, как к малым неразумным детям, сбившимся с правильного пути и пребывающим в их детском постсоветском затянувшемся идиотизме.
И понимая, что один и тот же крест придется все равно нести всем, все в мире связаны в одно целое, как клеточки одного большого и во многом больного тела, и страдать или процветать все равно придется сообща, отдельно от грядущих катаклизмов не схоронишься, они не отказываются от участия в деятельности страны и, как бы ни сторонились ее, как бы ни находились к происходящему в ней в оппозиции, по мере сил участвуют и в ее жизни. Например, в армию своих детей они записывают безоговорочно, осознавая, что бойцы против потенциальной угрозы должны быть всегда и поставлять защитников их общих интересов – это долг, они отправляют детей в их общую армию обязательно, тут не поотсиживаешься.
И налоги они тоже платят, хотя и понимают, что деньги исчезают в криминальной дыре и, в большинстве своем, используются не по назначению. И хотя платят не в той мере, конечно, как требовалось бы – а кто сейчас платит все налоги?… – но что-то отчисляют в надежде, что не все разворуется и хоть часть денег до нужных целей дойдет. И вообще, сознательностью они все далеко не обделены, наоборот, даже считают себя сверхидейными, видимо, замполитов бывших невольное влияние… «Идейность» у них в почете. Ей, как оружием, они даже при приезде всяких проверок пользуются, тех налоговых, пожарных, санитарных, по делам несовершеннолетних и т.д. инспекций, которые, по сути, есть только настоящий беспредел, губящий все сколько-нибудь доброе, появляющееся в стране…
– Что ж, вы, – говорят они таким, – не русские? И не жаль вам исчезающую нашу нацию? Вы ведь прекрасно все знаете и видите, что мы тут только на пользу стране и работаем, что только мы хранителями ее и являемся?! Да хоть этих ваших детей, с нашей этой как бы эксплуатацией!.. Ведь прекрасно понимаете, что только дремучие законы, только с виду направленные на защиту детства, и растлили новое поколение. Ведь в данных обстоятельствах эти законы преступны! А вот у нас детям – хорошо! И вы это видите. И видите, понимаете в глубине себя, что мы правы, что именно мы помогаем им, что только на таких, как мы, и надежда, мы сохраняем и защищаем их от криминала, от улицы, от наркотиков, от бандитизма, от разврата, царящего во всей стране. И трудом спасаем, чем всегда и спасали людей во все времена. Только этим одним…Что же рубить-то сук, на котором все мы сидим?… Что ж вы с буквой-то к нам, с вашим параграфом, с закостенелым постановлением, которое, кроме вреда, ничего не несет?..
И ведь подчас убеждают, чиновники тоже люди, и имеют национальность, и когда их призывают к патриотизму, это иногда срабатывает, и не все такие отпетые подлецы…
Кстати, они выходили даже с предложением в дворянское собрание и офицерское, лично к Стерлигову, борьбу которого против абортов они всячески приветствовали, чтобы призвать, наряду с раутами и великосветскими тусовками, совершать аристократическим собраниям и полезные для страны дела, причем те, что больше совершить никому не под силу. Поскольку в народе – пусть, может быть, это во многом, миф и представление, созданное классической художественной литературой – держится еще мнение о чести и порядочности дворянского сословия, так дворянскому собранию, имеющему право принимать новых членов в свои ряды, сам Бог велел ввести практику награждения чиновников, зарекомендовавших себя неподкупными и не берущими взяток, причислением этих отличившихся к их элитарному кругу. Не официальным, не государственным, вне зависимости от профессиональных заслуг и положения на служебной лестнице, но знаковым дарованием какого-нибудь, пусть низшего, но дворянского чина. И обязательно с выдачей какой-то регалии или знака отличия, шеврона, значка; скажем, с орлом или белой лилией, которую чиновник должен на лацкане пиджака носить. Тогда ведь все люди, заходя в учреждение и осмотревшись, именно к нему и пойдут, к нему в ожидании нужного слова выстроятся в очередь, на него будут ссылаться и ориентироваться. Представить только себе рядового милиционера или, более того, постового гаишника с цветком белой лилии, да народ таких будет на руках носить!.. Всего-то пустяк для аристократического собрания, но хоть перспектива у народа будет, какой-то просвет, стержень, будущее, а дворянское собрание внесет свою неоценимую лепту в работу по возрождению достоинства, чести и нравственности в стране…
И еще, кстати, надо заметить, что они тут и непосредственно сами своим существованием участвуют, и не на словах, а на деле, в борьбе против пресловутого исчезновения нации, огромным количеством рождаемых здесь детей, всеми теми условиями, которые здесь созданы для беспроблемного появления ребенка на свет и его дальнейшего существования. И благодаря духу чести, остающемуся еще в сердцах уволенных в запас из офицерского, да и вообще воинского сословия людей и прибившихся сюда романтиков, они, передавая этот дух детям путем правильного воспитания, спасают нацию еще и от ее окончательного нравственного вырождения.
Быт
А работа тяжелейшая!. Животные, отелы, окоты, болезни, вечная опасность падежа, прививки, санитарные обработки, карантины, заготовка сена, пауты, холод, зной. И жить в лесостепи в юрте или перевозном модуле. Или на краю тайги, в которой снег по пояс, и возить из нее себе сухостой на дрова… При теперешней-то развитой «цивилизованной» жизни, а еще и после городской квартиры… Зачем?!.
Но когда увидишь, как покрытые морозом и белым куржаком кудрявые березы окрашиваются в розовый цвет от восходящего солнца, а дети, с визгом и гомоном, кто на лыжах, кто в валенках, несутся куда-то в снежную искристую даль, а то и с радостью наперегонки прут на вилах сено, чтобы задать его в загоне телятам и овцам, и когда услышишь, какие здоровые разговоры ведут меж собой здесь простые труженики, как здоровьем, добродушием и доброжелательностью веет от каждого из них, как счастьем окрашены лица многодетных и спокойных за будущее своих детей матерей, то поневоле усомнишься в правомерности такого вопроса, а при взгляде на розовые щеки смеющихся ребятишек, не имеющих наших городских социальных болезней, пороков и проблем, поневоле еще и позавидуешь всем им…
А, тем более, когда увидишь насколько продуманы их жилища, с их тамбурами, сенями, насколько хорошо держит тепло войлочно-меховая юрта со множеством современных усовершенствований и приспособлений и насколько умно продуманы и даже комфортабельны их перевозные модули, которые по их заказу и проекту поточным порядком собирают для них где-то в Новосибирске и которые они тут имеют возможность составлять вместе, создавая либо круглый оазис из множества комнат на несколько семей с одним централизованным отоплением, чем решается вопрос тепла, либо отдельно стоящее общественное здание, как школа, как спортзал, как скорняжная мастерская, как чайная, зал отдыха, прачечная и т д. Тем более что на каждом зимнике и летнике у них компьютер или компьютеры, в зависимости от количества семей, а если зимник со школой, то обязательно еще и Интернет.
И на каждой точке библиотека, и кинозал. И ни чиновников, ни милиции, ни поборов. А у каждого семейного очага и своя баня, модное здесь и самое первоочередное для всякой вновь прибывшей семьи приобретение, тоже перевозная, но нисколько не хуже тех сибирских бань, про которые еще с таким восторгом, в захлеб писал наш – старой эпохи – залетный в Сибири поэт, посетивший в свое время ее Восточную часть: