Я — поспешать на свару. Разогнал собак, гляжу, батя навалился на Бориса и сует ему под дыхало. Бьет да приговаривает:
— Скотина бесовская! На кого рога поднял?! На кого рога поднял? — А у самого из носу юшка каплет. Ну, я тут ввязываться не стал. Домой пошел.
А там гостенек. Андрейко Соколок сидит. Разодет — во всю колчаковскую! Мундир английский, погон нет, табаку — тоже.
— Или сдезертировал? — спрашиваю.
— Так точно, Пантелей Ильич! Прибыл на твое довольствие и в полное твое распоряжение. Где прикажешь красных дожидаться?
— Ну, это, — говорю, — определим. А ты вот что… С козлом ты напрокудил?
Смеется.
— Я, — говорит, — дядя Пантелей. Опасно было в деревню заходить, не знамши, что у вас за власть, пришлось Борьке разведку сделать. Я с мельницы глядел… Колчаков нет — тихонечко задами к тебе. Живой он хоть — козел-то?
— Живой, если батя его не ухристосует, — говорю.
С полчаса мы с ним не перемешкали, — глядь, вступают в деревню красные. Командир к моему дому подъезжает.
— Ну вот, — говорю, — Андрюха… Видал, как ловко? И прятать мне тебя не придется. Сдам с рук на руки.
Доложил я командиру про деревню, а после про Соколка.
— Конь есть? — командир спрашивает.
— Нет, коня нету. Гармошка есть, — отвечает Соколок.
— Что ж нам с тобой делать, с безлошадным… Отряд-то ведь у нас конный. Опять же гармошка… — задумался командир. Потом позвал кого-то, посоветовался и говорит: — Вот что, парень, забирай свою гармошку да прихвати какой ни то топоришко. Будешь пока при кашеваре состоять, а там видно будет.
Вижу, не по ноздре Андрюшке такая должность. Последнее дело дрова рубить да кашевару подтаскивать. Выбирать, однако, не из чего, Отзывает он меня в сторону и говорит:
— Дядя Пантелей, ты мне дашь топор?
— Неужто, — спрашиваю, — у тебя дома не найдется?
— Дома как не найтись… Найдется. Да зазорно мне с ним через всю деревню тащиться. Смеяться ведь будут, «Андрейка Соколок под кашеваровым началом». Проскулят на все лады. А я, может, в первом же бою и коня, и оружье добуду. Ты, дядя Пантелей, уж пожалуйста, не говори никому про кашевара-то. А то на всю жизнь присохнет…
— Ладно, — говорю, — беги за гармошкой, а топор найдем. — Ну, дал я ему топор да, можно сказать, на топоре и женил. Колчака тут вскорости кончили, а действительную Соколку пришлось в саперах служить. Там он и вник… И домой с топором явился. Только уж не с моим. Черен такой легонький, фасонистый, с загогулинкой на конце. Лезвие аж горит — да звонкое, звонкое.
Мать у него к той поре умерла — один парень остался. Насчет земли не тревожится, насчет покоса — тоже.
— Куда мне, — говорит, — с землей? Лошаденки нет. Так перебедую. Один топор, один сапер — не пропадем.
Минеич, который сейчас за Соколками приглядывает, тогда в самой силе мужик был. Дока по плотницкой части. Одна беда — молчун несусветный. Баба попервости уходить от него собиралась из-за этого.
Вот Андрейко и вступил с этим Минеичем в компанию. Кому домишко, кому амбарушку срубят. Внедолге школу затеяли строить, а тут колхоз организовался — вовсе дела хватает. Так они с топора и кормились. Что и говорить — мастера отменные, да и дело свое любили.
Я нет-нет да и напомню Андрейке про кашевара. Смеется. Не бывает, говорит, дядя, худа без добра. А сам ноготком лезвие топора пробует. Женился он, дом себе сгрохал пятистенный, ребятишки пошли. Живет полной чашей. На народе ему уважение, на гулянье первый запевала, гармонист — самый компанейский мужик, одним словом. Шутки свои не забывал. Так и жил с задиринкой.
Помню, до колхоза это еще было… Завел себе Тихон Огнев — кулачок он у нас был — орловского рысака. Гоняет по деревне из конца в конец, гикает, ухает, кур, поросят топчет — любуйся, мол, православные, как я свою натуру распотешиваю. Андрейко с ним и заспорь:
— Твой, — говорит, — орловский ни за что так не побежит, как я побегу. Меня, — говорит, — в армии ни один конь не мог обогнать, а твой — тьфу!
Тихона заело, хоть и посмеивается. А Андрейко свое толмит:
— Ноги у него еще не так вставлены, чтоб меня обогнать…
Как раз воскресенье. Народу тут порядочно набралось. Неужто, думаю, и верно рысака обгонит? А Андрейко зудит:
— Двухколодешных обгонял, а этого…
Поспорили на четверть вина. Бежать от Тихонова дома до молоканки.
Оседлал Тихон рысака.
— Ну, — говорит, — захлебывай ветерку, Андрюха!..
Прочертили черту — стали перед ней.
Раз, два, три!.. — скомандовали.