Давно убрали овец, давно народ по своим делам разошелся, а Кешка все сидел с дедом и слушал волчьи побывальщины.
— Ты, Кеша, суди волка, суди и по волку. Какая у него жизнь? Ведь самый разнесчастный зверь, ежели размыслить! Про него даже сказочки хорошей не сказано. Все царства его ненавидят… И степное, и лесное, и летучее, и людское… А он, сирота-бедняга, пожаловаться толком не умеет даже. Как взвоет — всему живому жутко делается, аж по спине мураши пойдут. Проклятый зверь!
Неизвестно, сколько бы времени старый еще жалел и клял волка, кабы Демьяныч не подъехал.
— Тпру-у-у! Здравствуйте, Михаил Тихонович!
Дед ладошку козырьком:
— А, Демьяныч! Здравствуй. Далеко ли бывал?
— В лесхоз ездил, за дегтем. В соседнем районе ящур, слышно, появился — решил, вот, деготьком подзапастись… Далеко ли до случая?..
— Беспокоисься, значит? Молодец, Демьяныч! Деготь при ящуре — старое средствие.
— А это кого у вас тут резали? — заметил кровь Демьяныч.
— Резали, да не мы. Гостья опять нас попроведовала… пять овечек кончила…
— Волчица?!
— Она, стерва зверояростная…
Демьяныч — пружинкой из коробка на землю..
— Тэк, тэк, тэк…
Поглядел кругом и опять:
— Тэк, тэк-и-тэк…
Кешка мало знал Аркадия Демьяновича. Жил тот в совхозе, в двух километрах от их деревни — видал в лицо и все. Зато в совхозе, где Аркадий Демьянович работал зоотехником, его знали и стар и млад.
Другой человек кругом, смотришь, хорош — ни сучка, ни задоринки на нем нет, а живет почему-то непримечен. Про Демьяныча же слава да молва во все концы проникает. Оно, конечно, иная слава хуже поношения, да куда от нее уйдешь? Что бы, например, особенного в том, что человек пошел на охоту? Иди. Ни пуха ни пера!.. Ан нет! Стоило Демьянычу взять ружье, перепоясаться патронташем — попробуй-ка он пройди по совхозу, чтобы из каждого окошка улыбочка к нему на мушку не слетела?
Начало своей славе сам же он и положил. Ну, посуди… Человек принимает работу — какой у него должен быть интерес? Ясно — работа! А Демьяныч с первых же дней два фронта открыл. Покажет молодой доярке, как корове вымя разгладить, намять, и тут же про тетерь зачнет ее расспрашивать. С конторскими то же самое: кривой график по удою вычертит — и за дичь. Какая, значит, она у нас ведется, много ли, есть ли охотники, ну и прочее… Попервости-то все решили: не иначе с ружьем повитуха мужика приняла, бывалый, видать, но, когда он раза четыре без пера, без хвоста, без заячьей лапки воротился с охоты, тут уж точно его определили: «Пустострел». У нас ведь живо с этим… народ глазастый. Другой дедок вроде только в бороду себе и смотрит, а приметит, во сколько рядов у тебя дратва по подошве пущена.
Ну, пустострелу жизнь известная: бери, значит, ружье за ствол и бей его об корягу. Бей до тех пор, пока ложе не измочалится, винты не разлетятся и сам ствол в загогулину не свернется! Посля — брось. Не сделаешь так — свой же брат охотник печенку тебе испортит. Ни чина, ни седины не пощадят, в потомство пустят славушку… Бывалое дело.
Демьяныч, однако, не пошатнулся. Где бы ни зашел мало-мальский разговор про охоту — его ухо тут! Начнет разговор перемежаться — его язык тут! Он знал обо всем: и у какой собаки нос вострей, повадку всякой лесной твари знал, богиню охоты по имю-отчеству называл, только вот, какова дичь на вкус бывает, не мог доложить.
И вот здесь, возле деда Михайлы, у окровавленной земли, он чуть ли не носом запричуивал зверя:
«Была! На следу стою! А если бы ее жаканом!.. Ухх!!» Сам глазами по колкам, по плетням шарит, во-вот, кажись, самое волчицу узрит. Зрил, зрил — не узрил. Только кнутовищем округе погрозился:
— Ну, ничего, серая синьора… От меня-то ты не уйдешь!.. Ночь, три ночи, неделю буду сидеть, а шкуру я тебе издырявлю!
Дед Михайло — сам простота — глазами запомигивал, момент еще — и, гляди, слеза пронзит.
— Пожалуйста уж, Демьяныч! Вся надежда на вас… Займитесь вы ей, окаянной. Ведь никакого сладу…
А у самого от улыбки под усами щекотно.
Кешка, тот, верно, все за чистую монету принял.
К вечеру весь совхоз знал, что Аркадий Демьяныч идет в засаду.
Оно бы, может, и без большой огласки обошлось, кабы не теща. Демьяныч, видишь, решил поросенка для приманки взять, а теща напоперек:
— Люди — в дом, а ты — из дома… Охотничек, чтоб тебя собачки по мелкому клочку растаскали!
Да поросенка-то нарастяг: Демьяныч — к себе, теща — в свою сторону.