Наверное, если бы в руки самопального эксперта хоть изредка попадали действительно изысканные вещицы, ей бы даже в голову не пришло роптать. Увы, её работодатели, похоже, имели дело с продукцией отнюдь не художников, а бездарных ремесленников. Художественная ценность этих изделий, по мнению Василисы, была близка к нулю, и было бы справедливо продавать этот ширпотреб по стоимости материалов, из которых он был изготовлен. Убрав очередной «шедевр» ювелирного промысла в сейф, Василиса принялась за отчёт по экспертизе для Клариссы. Когда работа уже практически была сделана, дверь кабинета тихо скрипнула, и на пороге появился её отец.
— Васька, ты уже закончила с брошкой? — Афанасий Петрович, так звали родителя Василисы, бросил быстрый взгляд на экран монитора и удовлетворённо кивнул. — Опять наш спец по подделкам?
Василиса привычно поморщилась от застарелой обиды на фамильярное обращение папочки. Ну вот какой смысл называть свою дочь красивым старинным именем, чтобы потом превратить его в кошачью кличку? Самое обидное, что Васькой её называл не только отец, но и практически все знакомые, включая мужчин, которых Василиса впускала в свою жизнь. С некоторыми из них она даже порвала отношения из-за «Васьки». При этом внешне в Василисе не было ничего кошачьего, разве что зелёные глаза, но и те были скорее бирюзового оттенка, без желтизны. Копна кудряшек цвета горького шоколада, унаследованных ею от бабушки, ничем не напоминала гладкую кошачью шёрстку, а высокие скулы и нос с лёгкой горбинкой ассоциировались, скорее, с профилем птицы, нежели с мордочкой пресловутого домашнего питомца. Несмотря на это, кошачья кличка приросла к Василисе намертво, словно кто-то пришил её суровыми нитками.
— Это уже третий экспонат за месяц, — пожаловалась она на свою тяжкую долю. — У меня такое ощущение, что эту безвкусицу клепает не один человек, а целая мастерская.
— Может быть, и так, — отец задумчиво кивнул, — но нам ведь это даже на руку, правда? Чем лучше они работают, тем больше заказов на экспертизу.
— Надоело, — брезгливо поморщилась Василиса, — хочется заняться чем-то действительно интересным, — она выключила ноут и принялась одеваться.
— Куда это ты собралась? — возмутился Афанасий Петрович. — Кларисса ведь прислала две броши, а ты отработала только одну.
— Завтра закончу, — Василиса и не подумала остановиться, — у меня сегодня интенсив по цигуну.
— Ну когда ты уже наиграешься в эту свою эзотерику? — в голосе отца зазвучала обида. — Тебе не цигун нужен, а нормальный мужик, чтоб завести семью, родить детей. Чай, уже не девочка, пора бы остепениться.
— Прежде чем давать жизнь другим, неплохо бы разобраться в собственной, — отрезала Василиса. — Всё, пап, мне пора, мастер не любит, когда ученики опаздывают.
— Эх, чую, не дождаться мне внуков, — Афанасий Петрович тяжко вздохнул и тоже поднялся. — Когда тебя ждать к ужину?
— Не жди, ужинай без меня, — Василиса подхватила спортивную сумку и быстренько выскользнула за дверь, — медитация продлится до утра, сегодня же ночь зимнего солнцестояния.
— Совсем спятила, — покачал головой её расстроенный родитель, но в его голосе уже не слышалось возмущения, скорее, просто усталость.
Афанасий Петрович давно привык к закидонам дочери, он оставил бесполезные попытки вмешиваться в её жизнь, когда Василисе едва исполнилось шестнадцать. Максимум, на что его теперь хватало — это ворчание, которое сумасбродная барышня по большей части игнорировала. Упрямый, даже можно сказать, бунтарский характер проявился у Василисы ещё в сопливом детстве, и взросление ничуть не смягчило эти качества, напротив, с годами она стала только жёстче отстаивать своё право самостоятельно принимать решения в отношении своей жизни. Надо сказать, что свою упёртость Василиса унаследовала вовсе не от родителей. Сам Афанасий Петрович был человеком мягким и покладистым, а Василисина мама вообще являла собой пример прямо-таки нечеловеческого смирения. Даже собственную нелепую и раннюю смерть в результате глупой врачебной ошибки она приняла покорно, без жалоб на халатность медицинских работников и несправедливость судьбы.