— Верочка… — я обнял жену, самого дорогого мне человека, прижал ее к себе так, словно неведомые силы могли в любой момент ее забрать. — Верочка моя…
— Если бы он спасся, я уверена, мы смогли бы ему помочь. Мы смогли бы вывести Юрьева на чистую воду, изгнать его, изолировать. Но тонкий лед…
— Тонкий лед… — повторил я, как черное заклинание. — Тонкий лед. Проклятый тонкий лёд. Ему было предсказание, что он утонет.
— Правда? — Вера разжала объятия и подошла к самой воде. — Если так, это была его судьба. И ничего тут не поделаешь.
— Я не верю в судьбу.
— Если не веришь, — внезапно она наклонилась, зачерпнула в пригоршню холодной воды и плеснула мне в лицо. — Почему тогда не борешься?
— Ты чего творишь?! — я прикрылся рукой. — С ума сошла?
— Ты ведь боролся тогда в реке, помнишь? Вспоминай. Ты всегда боролся. За что я, собственно, и была готова терпеть твои выходки. За то, что ты никогда не сдавался — даже в самой проигрышной ситуации. А тут готов сдаться. Почему? Суд, конечно, не река, но суть от этого не меняется ни на грамм.
Я вытер лицо и вдруг впервые за эти три месяца почувствовал некий проблеск впереди. Тусклый, неясный — но все равно это была путеводная точка, к которой следовало стремиться. Впервые за долго время я рассмеялся.
— Кажется, я понял, на что ты намекаешь. Черт, это будет непросто, ох как непросто… Я бы даже сказал, практически немыслимо. Но я справлюсь.
— Мы справимся, — поправила меня жена. — В таком деле можешь на меня рассчитывать. У тебя салфетки есть?
— Неа, — я показал ей язык. — Об штаны пальчики вытирай, мокрорукий мотиватор.
Не смотря ни на что, жизнь продолжалась.