А несколько дней тому назад, приняв экзамены у последних студентов, я получил первый настоящий отпуск. И не придумал ничего лучшего, как сопроводить Динку в Большие Звездуны.
Отперев калитку, девушка первая проскользнула во двор, а я замешкался, озираясь по сторонам. Пять… уже почти шесть лет меня тут не было. Калитка была все та же, но на конюшне была новая крыша. Перестроено крыльцо, сверкавшее краской. У окошка вскопана грядка с какими-то цветами. По двору прохаживаются куры, там, где когда-то я на склоне вскапывал грядки огорода, растут две молодые яблони, а сам огород занимает почти весь склон до самой реки. Двор вытоптан, но плашками выложены дорожки.
Динка потопала на крыльце и, махнув мне рукой, распахнула дверь. Изнутри послышался удивленный возглас. Что-то с грохотом упало.
- Тетя Гражина!
- Девочка наша? – голос прежней экономки, а ныне законной супруги мэтра Куббика, ничуть не изменился. – Да откуда же ты взялась?
- Приехала, тетя Гражина.
- Да неужто из самой столицы?
- Из нее самой, тетя. Экзамены сдала, я теперь на третьем курсе буду учиться.
В кухне, на окошках которой красовались чистые занавесочки, что-то шуршало, постукивало, громыхало, и голос Динки доносился сквозь этот шум.
Со стороны конюшни не спеша прошествовала белая кошка. Я не сразу узнал Варежку. Любимица моего бывшего напарника растолстела и двигалась так важно, словно чихать хотела на окружающее. Меня, однако, она соизволила признать – долго обнюхивала, очевидно, ища запах Зверя, потом замурлыкала и потерлась о ногу. Присев на корточки, я стал начесывать кошку за ухом. Интересно, остался ли здесь хоть кто-нибудь из ее сыновей или всех раздали?
- Да как же ты одна-то добиралась? В такую-то даль? – причитала тем временем госпожа Гражина. – И не написала… Я бы Рубану сказала, он бы за тобой заехал…
- Да все ведь обошлось, тетя!
- А если бы нет? На дорогах кого только не встретишь! Одинокой девушке опасно…
- Но, тетя, я не одна была. Меня проводили…
- Кто же? Неужто жених?
Торвальд Осберт после того, как все закончилось, несколько отдалился от Динки, словно его действительно держала возле девушки только ревность к Измору Претич-Дунайскому, а раз не к кому ревновать, нет и любви. Динка сначала переживала, даже плакалась мне, но потом ее увлекла учеба, экзамены, и все забылось.
- Не жених, тетя. Лучше.
Я выпрямился, осторожно отстраняя Варежку, и поднялся на крыльцо навстречу девушке.