Ну вот я уже слышу мамин голос:
– Как тебе не стыдно! Тебя послушать, так вы, бедные, прям как в армии жили…
Она, конечно, права, но в 6 утра нас все-таки поднимали…
Булач Имадутдинович с детьми
Сказать по правде, никто из нас не испытывал особой радости от подъема в такую рань и тем более никакого энтузиазма при выполнении физических упражнений, но папа не сдавался:
– Вообще-то хорошие дети должны вставать хотя бы на 5 минут раньше отца, – говорил он. – Зарядка, резче движения… дышите глубже… Дети, вы так возитесь, как будто работаете на капиталиста…
– Ну ничего мы еще не сделали…
Конечно, случалось, мы шалили… И вот тогда нас наказывали – отдыхом.
Да, да, гениальное изобретение папы – отдых в наказание, труд – в радость!
– Садитесь, я сам буду убирать…
Он брал веник в руки, а у него брала мама.
– Я их сегодня кормить не буду, – слышали мы из кухни сердитый мамин голос.
– Нет! И в тюрьме тоже кормят, – возражал отец.
Как же мы при этом себя плохо чувствовали, как же мы ругали себя за непослушание! Это было посильнее стояния в углу на коленях или удара по щеке. Папа этого никогда бы себе не позволил, он уважал в нас личность.
Нам не только разрешалось, даже приветствовалось иметь свое мнение и высказывать его. Особенно наш папа любил, когда мы его критиковали и в шутку высмеивали.
Он хохотал, глядя на наши представления, до слез…
– Я что, такой? Такой?..
Как быстро летит время, я и сейчас встаю в 6 утра, обязательно делаю зарядку. Уже третий год, как нет нашего папы.
Семья у нас была демократичная, во всяком случае папа нам все время это внушал, а мама время от времени сокрушалась: «Развели тут демократию, все умные стали… А ты так вообще рот не закрываешь». – Это она про меня…
Как бы странно ни звучало, в нашем доме параллельно демократии существовал культ личности. Культ папиной личности.
Первые 7 лет моей жизни прошли на Пролетарской, 45, в доме моего деда. Нам принадлежали 2 крохотные комнатки с балконом на Буйнакскую и верандой во двор.
Я помню, как было неудобно каждый раз спускаться в туалет или за водой во двор. Зато как мне нравилась обязательная манная каша в воскресенье на завтрак! У меня и сейчас манная каша ассоциируется с выходным днем.
Булач Имадутдинович с семьей
Помню чувство страха и гордости за отца, который полез ночью на крышу, положить тяжелые камни на листы кровли, дабы их не унесло ветром. Он поступал так каждый раз, когда на город обрушивался ураган, всегда либо ночью, либо вечером, непременно в темноте.
Собравшись вокруг мамы, мы со страхом ждали его возвращения, а уже на следующий день с гордостью слушали ее разговоры о делах на крыше.
Ох, папа, папа! Уже много позже я спрашивала себя: а чего заранее не проверить и не укрепить эту самую чертову крышу? Не ждать, пока грянет гром!
Дорогой папа, хозяйственным или мастеровым назвать его было трудно.
– Алла, я вот уже неделю смотрю на эту розетку и все жду, когда ты ее починишь? – Несколько возмущенно и так искренне говорил он, как будто это действительно ее прямая обязанность.
А в одно прекрасное утро открываю глаза – телевизор и тумбочка! Вау! Выпускники 10 класса сделали царский подарок папе!
Полвека прошло, а я помню тот вечер. Мы смотрели кино по телеку – впервые! Всего один канал, несколько часов по вечерам, день профилактики – понедельник.
Шуанет уже неплохо стоит и может сделать несколько шагов самостоятельно. Это большая наша радость.
Одно из сильнейших впечатлений того времени – папу укусила гюрза.
Весна. Начало мая. Общегородское восхождение на Гимринский хребет. Ленинская площадь. Краеведы пятой школы – я хоть и не школьница, но с папиными ребятами. Коллективы всех организаций и учебных заведений. Всего более 1000 человек. Папа, как генерал, в рупор дает команды.
Колонна грузовиков, ПАЗиков, скорая помощь. Милицейский мотоцикл в авангарде – папа в коляске.
Двинулись вниз от площади, свернули на Махачкалинское шоссе, мимо обувной фабрики, спуск к Шураозени и вверх… В стороне остался Герей-авлак… Нам на Каранай.
Шуанет заснула у кого-то в рюкзаке.
Медленным зигзагом, как гигантская змея, поднимаемся на пик Гагарина. Мы на вершине… Папа – над пропастью, упершись ступней в кочку. Смотреть страшно, сейчас упадет…
– Булач! – Мама от количества адреналина в крови близка к истерике, а папе всегда нравилось рисковать.