Все эти выкрики возбудили агрессию животных. Одна из собак схватила плачущую женщину за надетую на ней шкуру. Несчастная оторвалась от остальной людской массы. Несколько собак побежали к ней сзади и начали терзать ее тело.
Раздался душераздирающий крик. И в этот же момент все прочие хищники, бывшие на арене, словно по команде, бросились в толпу. Кровь лилась рекой. Зрительская толпа улюлюкала. Служители амфитеатра открывали новые и новые клетки с животными.
Появление на арене тигров произвело на присутствующих магическое действие.
Взбудораженные видом крови, голодные полосатые чудовища расправлялись с людьми, откусывая им головы, ломая хребты и грудные клетки ударами тяжелых когтистых лап. Арена стала напоминать гигантскую пульсирующую кровавую клоаку.
Зрелище ввело публику в транс. Долго это продолжаться не могло, психика людей не выдерживала. Кто-то начинал плакать сквозь смех. Кто-то кричал: «Когда это кончится!» Некоторые лишались чувств, другие просто отворачивались.
Петроний готовился отдать последнюю команду. Наступил момент, когда надо было перейти к заключительной части игр.
*******
Накануне вечером Петроний встретился с Максимилианом. Конечно, фаворит императора надеялся увидеть раздавленного и поникшего человека. Но он ошибся. Максимилиан был спокоен и собран. Смерть не страшила его. «Мы не можем бояться того, чего не знаем. А мы не знаем смерти. Поэтому, боясь смерти, мы боимся только своих фантазий. Бояться фантазий глупо», – так Максимилиан думал раньше, так он думает и теперь.
Да, он так до сих пор и не нашел ответа на свой главный вопрос. Он не знает, в чем смысл страдания. Но где-то внутри он смутно чувствует: испытание не в том, чтобы просто пережить страдание, найти способ. Испытание в том, чтобы смотреть поверх него.
Опала коснулась его близких, но никто из них – ни Секст, ни Анития – не были сломлены горем. Никто из них не стал хвататься за соломинку веры, не стал искать религиозного смысла в тех испытаниях, которые выпали на их долю.
Легче всего придумать смысл страдания, утешить себя иллюзией. Легче всего решить – есть на небесах кто-то, кто готов зачесть мне мои страдания в качестве пропуска в рай.
Но это неправда. А неправильный ответ не лучше полного его отсутствия.
Максимилиан не признавал никаких жертвоприношений – ни римским богам, ни, тем более, богу евреев. Бог не может требовать жертвы. Он был бы жесток, если бы принял ее. Бог – это любовь, а любовь живет в человеке. Об этом он всегда говорил Анитии:
«Болью не купишь райских чертогов. На долю каждого из нас выпадают испытания, и нужно иметь мужество пройти их, не ожидая чудесной помощи. Рай – это то, что у тебя в душе. Единственный путь к нему – твоя внутренняя свобода».
И вот в своем последнем, по сути, предсмертном письме Анития ответила Максимилиану. «Я выбираю дорогу к счастью». И несмотря на весь ужас происходящего там, на лобном месте, Максимилиан видел сегодня свет. Свет, который окружал ее, ее внутренний свет.
А еще Максимилиан видел, с какой силой, с какой отвагой сражался Секст, защищая Анитию. Когда-то он говорил Сексту: «Быть героем просто – нужно помнить о тех, кого ты любишь». И сейчас он видел перед собой настоящего героя.
Петроний ожидал увидеть сломленного человека… Ему не повезло.
– Хорошее представление? – спросил Петроний, войдя в камеру Максимилиана.
Максимилиан не стал ему отвечать.
– Не хочешь со мной разговаривать? Хорошо. Восхищаюсь твоим присутствием духа. Не нашел еще своей «истины»?
Издевательский тон Петрония, оставаясь безответным, безнадежно провисал. Максимилиан никак не реагировал.
– Ты будешь со мной разговаривать или нет?! – Петроний не выдержал и сорвался на крик.
Максимилиан молчал.
– Пороть его! – губы Петрония дрожа ли, он почти плакал, сознавая свою неспособность заставить Максимилиана признать поражение.
Стражники засуетились, но, смущенные заданием и благоговея перед заключенным сенатором, никак не могли приступить к делу.
– Шевелитесь, болваны! – кричал Петроний.
Максимилиана полосовали плетьми, а он принимал эти удары без какого-либо внутреннего сопротивления. Если кто-то хочет его ударить – пусть. В конце концов это ему нельзя запретить, но и переживать из-за этого тоже не имеет никакого смысла.
После Петроний приказал вырвать Максимилиану язык. Профилактическая мера. Чтобы не повторить сегодняшней ситуации с Секстом.
Если у человека нет языка, то какая разница – знает он о том, кто сжег Рим, или не знает? Он все равно не сможет сказать.
– Кстати! – обронил Петроний перед самым своим уходом. – Я тут думал, кого из вас умертвить первым – тебя или Анитию? Решил, что ты не дрогнешь, когда она будет умирать. Ты ведь у нас «герой»! А она дрогнет, не выдержит, глядя на твои мучения. Ведь не выдержит же, правда?.. Очень хорошо! Говорят, этого их христианского бога как раз предал один из учеников. Я хочу, чтобы ты умер, зная, что твоя ученица предала своего учителя… Прекрасный план, прекрасный! Прощай!