— Потому что… Я боюсь, что засну, я так устала. Поэтому я подумала, что могла бы подняться к тебе и поговорить, не засыпая. Чтобы Козел меня не беспокоил, — она сидела, опершись локтями о край кровати. Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
— Уиллоу, я действительно устал, и у меня болят ребра. Я не хочу бодрствовать и разговаривать. А теперь будь хорошей девочкой и дай мне поспать, — его добродушный тон был нарочитым.
— Но… — она была взволнована. Очевидно, все шло не так, как предполагалось. А что она собиралась делать, внезапно задался он вопросом. Он услышал шорох соломенного матраса и снова открыл глаза. Она еще дальше забралась на кровать. — Ты ничего не понимаешь в Козле. Совсем. Иначе ты бы тоже не заснул.
— Хм? Тогда почему бы тебе не сесть на пол и, чтобы не заснуть, не рассказать мне о нем?
— Хорошо, — быстро согласилась она и вскарабкалась, чтобы сесть на кровать рядом с ним. Он снова открыл глаза. В полумраке кабинки она выглядела очень юной. Очень, очень юной. — В Козле кровь джоре, — начала она. — Ты знаешь, что это значит?
— Я полагаю, это означает, что один из его предков не был человеком. Его отец упоминал об этом при нас; я не думал, что это было особенно важно.
— Это не так… обычно. В этой части Лаврана много смешанной крови. Вы видите много наполовину брурджанцев, особенно в их гарнизонных городах. И… другие помеси. Но крестов джоре не так уж много, и вряд ли найдется хоть один с человеческим телом и глазами джоре.
— И что?
Она придвинулась к нему поближе.
— То, что это значит, что он может видеть… все, — она подняла руку в обобщающем жесте, а затем опустила ее так, что та коснулась его бедра. — Все, что кому-то снится, он может подсмотреть.
Вандиен пошевелился в темноте, уклоняясь от ее случайного прикосновения. Луна, как болели его ребра. Но сейчас он был заинтригован, хотел он признавать это или нет.
— Значит, Козел может сказать, что тебе снится. Почему это должно тебя беспокоить?
Он чувствовал на себе ее взгляд в темноте.
— Потому что он использует то, что узнает из снов, чтобы причинять людям боль. Чтобы высмеивать их тайные стремления или разоблачать их ошибки и пользоваться их страхами. Однажды побывав в твоих снах, он может изменить твое отношение к ним. — пораженная грандиозностью этой мысли, Уиллоу опустилась рядом с ним. Она лежала на боку, лицом к нему, подперев подбородок рукой.
— Он может изменить твое отношение к твоим снам.
— Да.
— И почему это так важно?
— Разве ты не видишь? Он может забрать твои секреты и использовать их против тебя. Он может заставить твои сны идти туда, куда пожелает. Ничто, о чем ты когда-либо думал, не защищено от его шпионажа. И все, что он узнает, вылетает у него изо рта. У него нет чести, — она говорила с горечью, как человек, которого предали. Вандиен почувствовал, что очень близок к разгадке головоломки, и придержал язык.
Молчание затянулось. Уиллоу придвинулась ближе к нему. От нее пахло имбирем и апельсинами. Он слышал ее дыхание, но выжидал.
— Когда-то, — выдохнула она, — я доверяла ему.
— Хм? — он не позволил себе улыбнуться.
— И он предал не только меня, но и моих друзей.
— Рассказав то, что, как он знал, тебе приснилось?
Уиллоу нетерпеливо покачала головой, и он почувствовал прикосновение ее волос.
— Я попросила его… выяснить для меня кое-что. Кое-что, что мне было бы полезно знать. И он это сделал. Но вместо того, чтобы рассказать только мне, он рассказал об этом всем, хвастаясь тем, что знал. Так что мне и моим друзьям от этого не было никакой пользы.
Мятежники. Ах.
— Я полагаю, ты была очень зла на него. — Вандиен задумался, была ли она настолько наивна, что считала себя умной, или ее детская интрига была маской. Он чувствовал тепло ее молодого тела, преодолевающего расстояние между ними. Но он также чувствовал расчет, когда она ухитрялась коснуться его ноги своей. Беспокойство, которое шевельнулось в нем сейчас, было не тем, что она пыталась пробудить.
— Конечно, я была зла! Мы все были злы, он подверг нас всех опасности. И Келличу пришлось…
— Уйти, — опередил ее Вандиен.
— Да, — ее голос был очень тихим. — Во всем виноват Козел, потому что он не мог держать свой глупый рот на замке. Келлич говорит, что нет ни силы в человеке, который не может хранить секреты, ни чести в том, кто нарушает доверие других ради личной выгоды или славы.
— Ммм, — у него были десятки вопросов, но он знал, что не говорить много — лучший способ добиться доверия. Когда она наклонилась и легонько положила руку ему на плечо, он не убрал ее. Ее пальцы задвигались, прощупывая мышцы.