— Он мертв! Он мертв! Он мертв!
Рапира Вандиена со звоном упала на пол. Он упал на колени рядом с юношей. Не веря, его пальцы потянулись и коснулись расползающегося пятна там, где жизнь Келлича вытекала все слабее и слабее. Он надавил, чтобы сдержать поток, который лился мимо его пальцев.
— Келлич? — спросил он. Но глаза юноши были открыты, большие и синие, как пустое небо. Его рот все еще был приоткрыт, как будто он никогда не оправится от неожиданности своей смерти. — О, Келлич, — прошептал Вандиен. Он коснулся щеки юноши, руки, которая все еще сжимала оружие. — Прости. — На этих словах его голос дрогнул, и голова упала на грудь. Плечи поникли, а рука поднялась, чтобы прикрыть рот. Ки услышал прерывистое дыхание, которое он втягивал сквозь окровавленные пальцы.
Снаружи гостиницы раздался крик. “Стража приближается! Стража идет!”
В гостинице мгновенно начался хаос. Никто не хотел быть на месте дуэли, не говоря уже о той, которая закончилась смертью. Обезумевшие посетители протискивались мимо Ки, заставляя ее пошатываться, пока она пробивалась к Вандиену. “Только не в моей гостинице, о нет, только не в моей гостинице!” — причитал трактирщик.
И сквозь проклятия и крики, когда люди пробивались к дверям и окнам, Ки услышала голос Уиллоу.
— … У меня ничего не осталось! Ничего! Из-за тебя! Пусть ты никогда не познаешь ни минуты покоя во все свои грядущие дни! Я проклинаю тебя и всех, кто заботится о тебе, и всех детей, которых ты отцовствуешь! Пусть ты познаешь такую потерю, как моя! Желаю тебе никогда не забывать о том, что ты сделал. Никогда!
Вандиен все еще стоял на коленях рядом с телом, подняв лицо к Уиллоу, как будто она благословляла его. Кровь от ее ногтей потекла по его лицу, и, когда Ки приблизилась, она ударила его снова. Он не пошевелился. Ки не была уверена, знал ли он вообще, что она здесь. Она оттолкнула Уиллоу в сторону, и девушка распростерлась возле тела Келлича, цепляясь за него и беззвучно рыдая. Ки схватила Вандиена за руку.
— Мы должны выбираться отсюда. Стража приближается. — он не ответил. Она потрясла его за плечо, затем попыталась поднять на ноги. — Пожалуйста, Вандиен. Вставай. Мы должны выбираться отсюда.
Он непонимающе посмотрел на нее.
— Я не хотел его убивать, — тихо сказал он. Слезы внезапно наполнили его темные глаза. — Словно я убил себя…
Она схватила с пола его рапиру, подхватила его под мышку и подняла на ноги. Он пошатывался, как пьяный.
— Все будет хорошо, — говорила она ему, направляя к задней двери. — Все будет хорошо. — Они подошли к фургону, и она усадила его на сиденье. Она сняла с шеи платок и вытерла кровь с его лица, затем поспешно обернула им его все еще мокрое предплечье. Он сидел неподвижный и немой под ее прикосновениями. Она открыла дверцу кабинки, бросила внутрь его рапиру и захлопнула ее. Сняв с тормоза, она вывела упряжку на осторожный шаг и удержала в таком темпе, несмотря на бешено колотящееся сердце. Не должно показаться, что мы торопимся, сказала она себе. Со двора гостиницы она слышала крики брурджанских стражников и вопли тех, кого они допрашивали. Она провела упряжку по узкому переулку между конюшнями и навозными кучами и вывела на другую улицу. “Уиллоу знает, кто мы и куда идем, — напомнила она себе. — У нее нет причин скрывать это. За исключением того, что у нее нет проездных документов; возможно, она скрывается…” Но Ки знала, что на это рассчитывать не стоит. На следующем повороте она наугад свернула.
Вандиен выглядел плохо. Он раскачивался вместе с фургоном, и лицо у него было мертвое. Она распахнула дверцу кабинкии, сняла с крючка бурдюк с вином и протянула ему. В нем было дешевое вино, годное только для того, чтобы смыть дорожную пыль с пересохшего горла.
— Выпей немного, — сказала она ему, и он бездумно подчинился. Она оставила его держать бурдюк и глупо раскачиваться при каждом толчке фургона; если он будет выглядеть пьяным, возможно, охранник не остановит их для допроса. А пока ей нужно было найти укрытие для них и фургона и дать время улечься суматохе в гостинице.
Несколько часов она провела в захудалой лавчонке колесника на дальнем конце города, торгуясь за смазку для осей, крепежные штифты и другие тривиальных принадлежности. Мужчина не возражал против того, чтобы заработать денег, и ее фургон был почти незаметен на его дворе, полном гниющих остовов других фургонов и оснастки. Вандиен остался сидеть, потягивая прокисшее вино и уставившись на свои руки. Ки оставила его в покое. Она не могла придумать, что бы она могла для него сделать. Ему нужно было обдумать то, что произошло. Было трудно оставить его в покое, но он должен был сам разобраться в смерти Келлича. Она пыталась занять себя и и колесника мелкой болтовней.