— С тобой все в порядке? — спросила она, но он только уставился на нее, его темные волосы были растрепаны, глаза налиты кровью.
Она молча терпела его молчание, пока запрягала, терпела все утро. Но теперь, в четырнадцатый раз, он вздохнул, и этот вздох ничуть не ослабил напряжения, которое, как она чувствовала, бушевало в нем. Она внезапно и твердо положила руку ему на бедро, заставив его подпрыгнуть.
— Поговори со мной, — попросила она его. Он вздрогнул и потер лицо.
— О чем? — хрипло спросил он.
— О чем угодно.
Она ждала, но тишина только нарастала. Она решительно прокашлялась.
— Я повесила твою рапиру. Тебе следует почистить и смазать ее сегодня вечером.
Он уставился на нее, и его глаза потемнели.
— Или ты хочешь, чтобы я почистила за тебя? — намеренно настаивала она.
— Нет, — он мгновение боролся. — Я почищу ее… скоро.
— Это был несчастный случай. Ты не хотел этого делать, и я устала от того, что ты хандришь по этому поводу.
— Все не так просто, Ки.
— Во имя Луны, почему бы и нет? Если бы он упал в другую сторону, ты бы промахнулся, и ты, конечно, не думал бы сейчас о своем ударе, который пришелся в стену. То, что грудь мальчика была там без защиты, не твоих рук дело…
Вандиен зажмурился.
— Это была моя вина. Разве ты не видишь это так, как я? Что я делал? Я пытался убить Келлича, видя, как сильно я могу давить на него и все же заставить его отвести мою сталь в сторону. — Он прижал раненую руку к груди, его пальцы пробежались по краю раны. — И почему? Чтобы удержать его от убийства одного из самых отвратительных человеческих существ, которых я встречал за всю свою жизнь. Я убил его, Ки. И это изменило то, как я вижу себя.
Ки раздраженно зашипела.
— Вандиен, не мучай себя таким образом. Это был ужасный несчастный случай. Это тебя не изменило. Поверь тому, кто видел тебя в довольно странные времена. Ты хороший человек. Ничего не изменилось.
Тишина поглотила ее слова. Затем:
— Честь, — сказал он. Он позволил слову повиснуть в тишине.
— Честь? — наконец спросила Ки.
— Я потерял… честь.
— Вандиен, — голос Ки был прагматичным. — Ты не хотел быть несправедливым в той драке. Что, если бы он зацепился ногой за оторвавшийся гвоздь и споткнулся? Разве это не то же самое?
— Нет. Это… чувствуется по-другому. Нечестным.
— Нечестным! — воскликнула Ки. — Вандиен, я слышала, как ты нагло врал людям, которые жаждали в это поверить. Я видела, как ты заключал сделки так ловко, что они граничили с воровством. И я, кажется, припоминаю, что твоя первая попытка украсть лошадь была тем, что свело нас вместе… — Она не могла скрыть веселья в своем голосе.
Он не отреагировал на ее веселье.
— Равное оружие и результат определяется только мастерством, — пробормотал Вандиен.
— Что?
Он откашлялся.
— В честном бою джентльмены используют равное оружие, и исход поединка определяется только мастерством. Ни один джентльмен не ищет и не использует несправедливое преимущество. Ни одному опытному фехтовальщику это не нужно.
— Где ты этому научился? — с любопытством спросила Ки.
— Старый мастер фехтования вбил это в меня, — пробормотал он.
Ки фыркнула.
— С такими правилами поведения просто чудо, что он дожил до старости.
Взгляд, который он бросил на нее, говорил о том, что он не увидел ничего смешного в ее комментарии. Она сменила тему.
— Даже с учетом объезда прошлой ночью, мы не можем быть дальше, чем в паре дней пути от Риверкросса, — предположила она. — А потом Виллена, а потом…
Стук копыт.
Она сунула поводья ему в руки, вскарабкалась наверх, чтобы выглянуть из-за крыши фургона. Несчастье ехало на шести черных лошадях, и их алые копыта сверкали на солнце.
Она опустилась обратно на сиденье.
— Дорожный патруль. Шесть брурджанцев, — впервые после драки в гостинице она увидела проблеск духа в его глазах.