Глаза Козла были прикованы к дороге, он держал поводья так осторожно, словно они были тонкой паутинкой. Она проследила за его взглядом туда, где тусклый красный отсвет отмечал костер на обочине. Никто не произнес ни слова, пока они медленно приближались к нему. Оба чувствовали, что вот-вот откроется что-то важное; оба были слишком утомлены, чтобы догадываться, что это может быть, или стремиться к этому.
Сцена, которая встретила их, казалась жутким подобием предыдущей, противовесом разбросанным под ярким солнцем Тамшинам. Фоном служило темнеющее небо и начинающиеся звезды, красноватые отблески костра на неподвижных фигурах. С поверженных тел четырех брурджанцев сняли сбрую и доспехи и позорно свалили в кучу в стороне. Их снаряжение горело вместе с телами тех, кто пал, убив их. Они горели, облитые маслом и обложенные хворостом. Никто никогда не сможет опознать, кто пал, поборов брурджанских гвардейцев. Лошадей и оружие забрали.
Она медленно спустилась и подошла к костру. Брурджанцы, как она заметила, были убиты основательно, по несколько раз. Грудь одного из них была пронзена так много раз, что желтоватые осколки ребер просвечивали сквозь изуродованную плоть. Там, где были вырваны боевые клыки Вашикии, зияли красные проемы. Жестокость происходящего свидетельствовала о ненависти, о которой ей не хотелось думать.
Она придвинулась ближе к огню, морща нос от запаха, неохотно, но вынужденно. Жар обжег ей лицо, и она знала, что сегодня вечером ее волосы будут пропитаны этим запахом. Она медленно обошла костер, вглядываясь в его глубины. Мало что осталось, только смутные очертания тел; двое, возможно, трое. Один из них был явно слишком высок; на другом были сандалии, кожаные ремешки выделялись на фоне обугленной плоти. Третий лежал под двумя другими лицом вниз, его нельзя было отличить, за исключением того, что он был человеком. Она уставилась на поджаривающееся тело. Примерно подходящего роста, подходящего телосложения… Она опустилась на колени у огня, уставившись на него, желая увидеть какую-нибудь ужасную улику, которая докажет, что она ошибается. Козел молчал. Она стояла на коленях до тех пор, пока близость пламени не обожгла ее лицо, а в ноздри не ударила невыносимая вонь горящей плоти; она знала, но отрицала.
Что-то впилось ей в колено. Она переместила свой вес, посмотрела вниз. Весь жар от огня исчез, все живое тепло покинуло ее тело. Роговая пуговица. Она наступила на нее, и она впилась ей в колено. Она все еще был крепко пришита к обгоревшему манжету, единственному остатку кремовой рубашки. Тонкая ткань, эта ткань. Соткано крошечнопалым народом керуги, и это стоило ей позорного количества монет, но ей нравилось ощущать ее под своими руками, когда тепло его тела просачивалось сквозь ткань, и ее пальцы пробегали по мускулам его спины под ней.
— Вандиен, — спокойно сказала она.
— Это был боец мятежников, — возразил ей Козел. — Они всегда сжигают тела своих мертвецов. С тех пор, как герцог приказал эксгумировать несколько тел, а затем распял их… тела и семьи погибших. Потому что на телах были следы брурджанского оружия, и он знал, что они восстали против его брурджанской гвардии.
В словах Козла чувствовалась нервная несогласованность. Ки отодвинулась от костра и уставилась на него. Он обхватил себя руками, как будто смертельно замерз. Его глаза были очень большими. Он выглядел, подумала она, так, словно потерял все. Странно, что он чувствует так много, а она так мало.
— Не верь, что он мертв, — умолял он. — Не верь. Это не он. Мятежники не сожгли бы его тело. Они бы бросили его вместе с брурджанцами. Вандиен не был одним из них, им было бы все равно, что станет с его телом или его семьей. Они заботятся только о своих.
— Это его манжета, — при этих словах у нее перехватило горло.
— Но это не он! — отчаянно настаивал Козел.
— Тогда где же он? — спросила Ки у ночи. Тьма придвинулась вплотную к огню и заполнила глаза распухших мертвецов. — Он был почти мертв, когда брурджанцы забрали его. Если бы он выжил так долго, будучи в такой тряске, это было бы небольшим чудом. Но если он выжил, где он? Зачем мятежникам раненый незнакомец, жертва, которая может только замедлить их продвижение?
Козел отвернулся от нее. Что-то в его позе заставило ее снова спросить:
— Что им могло понадобиться от него, незнакомца и к тому же смертельно раненого?
— Для них это не раненый незнакомец, — запинаясь, сказал Козел. — Убийца Келлича. Человек, за которым они, вероятно, пришли. Тот, кто сорвал их план убийства герцога.