— Итак? — спросил он Лейси.
— Ты убил Келлича, — утверждение, а не обвинение.
Вандиен молча кивнул. Он не стал говорить им, что не собирался этого делать; для друзей Келлича это могло прозвучать только как оправдание. На мгновение их взгляды встретились. Вандиен снова переключил свое внимание на еду, не уверенный в том, что он прочел в глазах Лейси.
— Келлич был нашим лучшим шансом. Мы возлагали на него все надежды. Ты знаешь, что фестиваль начинается через два дня здесь, в Текуме? — он сделал паузу, чтобы получить короткий кивок от Вандиена.
— И что герцог будет здесь, чтобы забрать у фермеров долю урожая в разгар лета.
Вандиен пожал плечами. Он продолжал есть, стараясь не выдать своего сильного любопытства. К чему клонил этот человек? Очевидно, это была не месть за смерть Келлича; он мог убить Вандиена в любое время за последние сутки или около того, или просто оставить его на расправу брурджанцам. Так что же это было?
— Герцог увлекается многими видами спорта, большинство из них — кровавые. Но его фаворит — фехтование. Он всегда смотрит сражения во время Фестиваля и вручает медальон со своим изображением человеку, которого считает лучшим. Мы планировали, что Келлич выиграет эту медаль. Мы даже предприняли шаги, чтобы гарантировать, что не будет ни одного конкурента, даже близкого к его уровню мастерства.
Вандиен выгреб последнюю ложку супа из миски. Шум показался громким в тишине комнаты. Что, черт возьми, может быть для них так важно в выигрыше медальона за фехтование? Он сомневался, что городская гордость может иметь такое значение в месте, где даже торговцы выглядели затравленными. Он мельком взглянул на собравшихся людей, увидел, как они наблюдали за ним, пока Лейси говорил. Ждали его реакции, цепляясь за каждое его слово. Он обманул их, просто уставившись на Лейси и ожидая. Лейси вздохнул.
— После того, как Келлич бы выиграл медальон, герцог, скорее всего, пригласил бы его отобедать с ним в своих личных покоях, вероятно, в тех, что над гостиницей “Байроуд Инн”. А после ужина и нескольких бокалов вина герцог пригласил бы его на товарищеский поединок на клинках.
Вандиен позволил себе заговорить.
— Что заставляет вас так думать? Каждый дворянин, с которым я когда-либо имел дело, был необычайно осторожен, подставляясь под вражеский клинок. Или вы думаете, он поверил бы, что Келлич — его верный подданный?
Взгляд Лейси упал на исцарапанную столешницу. Гримаса боли пробежала по его лицу, а затем исчезла.
— Мы думаем, что он бы так и поступил, потому что он делал это на каждом фестивале в течение последних четырех лет. Он всегда ужинает с обладателем медальона, всегда предлагает сразиться своим клинком с клинком победителя. — Голос Лейси внезапно охрип. — Он очень хороший фехтовальщик, наш герцог. И знает это. Он всегда убивает обладателя медальона…
Вандиен вытирал свою тарелку хлебной коркой.
— И дураки продолжают пытаться выиграть? — язвительно спросил он.
Лейси уставился на него. Заговорил другой мужчина в капюшоне, сидевший на одном из мешков, сложенных у стены.
— Это не похоже на турнир, где есть один окончательный победитель. Герцог смотрит все матчи, но нет ни одного финального матча. Просто есть момент, когда он говорит: “Хватит!” Или он может попросить двух выбранных мужчин сразиться друг с другом. Затем тому, кто угодил ему, он дает золото, увесистый мешок, которого хватит человеку и его семье на весь год. И тому, кто сражался лучше всех, по его личному мнению, он вручает медальон.
Вандиен кисло кивнул сам себе. Ублюдочный садист. Он готов был поспорить, что времена в Лавране были достаточно плохими, чтобы многие были готовы поставить свою жизнь против мешка золота. Большинству из них, вероятно, задача казалась легкой: сражаться достаточно хорошо, чтобы часто побеждать, но недостаточно хорошо, чтобы стать лучшим. Он вздохнул.
— Келлич думал, что он достаточно хорош, чтобы выиграть медальон. И что потом? Достаточно хорош, чтобы сразиться с герцогом и убить его?
— Нет, — тихо сказал Лейси. — Никто не думал, что Келлич достаточно хорош, чтобы победить герцога. Но клинок Келлича должен был содержать медленный яд. Келлич был готов пожертвовать собой, чтобы прорваться мимо охраны герцога и пустить ему кровь.