— Нет! — внезапно дико закричала Уиллоу. — Это было не то, что он планировал. Не умирать! Никогда не умирать! Он сказал мне, что достаточно хорош, что уверен, что сможет ранить Герцога и все равно выиграть матч. Что он выйдет из этого живым, и мы поженимся, что мы проживем вместе много долгих лет… — ее лицо стало очень бледным под скрывающим его капюшоном, глаза — два ярких уголька колдовского огня.
Лейси медленно покачал головой.
— Нет, Уиллоу. Так он сказал тебе, чтобы придать тебе смелости. Но он знал, что ему придется умереть, что ему придется перестать заботиться о собственной безопасности, чтобы пройти мимо охраны герцога. Мы все знали, что Келличу придется умереть, чтобы победить.
— Нет! — Уиллоу, пошатываясь, двинулась вперед с того места, где она прислонилась к стене. Она откинула капюшон, показывая свои остриженные от горя медно-рыжие волосы. Волосы на ее черепе встали дыбом, отчего она выглядела трогательно уязвимой.
— Поверь мне, дитя, — прошептал Лейси. — Никто из нас не хотел этого. Но мы знали… и ты должна была понимать, что даже если бы Келлич смог одолеть герцога, даже если бы он смог ранить его и каким-то образом выиграть поединок, герцог никогда бы не позволил ему покинуть эти покои живым. Даже если бы он был уверен в смертельном ударе, брурджанские стражники убили бы Келлича в считанные мгновения. Это было причиной для яда и поиска брурджанца, которого можно было подкупить, чтобы он не обнаружил, что клинок Келлича испорчен. — Лейси вздохнул. — Но теперь все пошло прахом. Козел украл у тебя имена охранников, которых можно было подкупить. И Вандиен убил Келлича.
— Нет, — Уиллоу произнесла это слово угрюмым детским голосом, как будто ей велели принести воды или пораньше лечь спать. — Нет. Келлич бы с этим не согласился. Он любил меня.
— Уиллоу, — Голос Лейси прервал ее. — Это был план Келлича. Он рассказал нам об этом, а мы отказались. Пока он не дал нам понять, что это наш единственный шанс.
— Нет! Ты это выдумываешь, ты лжешь мне!
Никто не возражал ей. Никому и не нужно было. Глаза смотрели в пол, в потолок, на стул Вандиена, на что угодно, кроме Уиллоу. Никто не пошевелился, чтобы утешить ее. У Вандиена внезапно возникло ощущение, что она одна в комнате, отделенная от всех остальных. Она была инструментом в их политике, ее любовь к Келличу обернулась на благо восстания. И теперь она была инструментом, который потерпел неудачу, потерял свою остроту и полезность. Ей не нужно было знать истинный план, она была более полезной в своем невежестве. То, что они позволили ей понять все это сейчас, могло иметь только одно значение: что она больше не приносит им никакой пользы. Вандиен почувствовал холодок в животе, когда подумал, насколько тщательно они улаживают незаконченные дела. Уиллоу осталась на месте, обхватив себя руками. Она не плакала; это звучало так, как будто все ее силы уходили на дыхание. Ее плечи поднимались и опускались с каждым хриплым вздохом, который она делала.
— Это был глупый план с самого начала, — заметил он, нарушая молчание. — Полный дыр. Любой план, в котором ты не рассчитываешь выжить, по сути плох. Думать, что из-за того, что брурджанец взял вашу взятку, он на самом деле сделает то, за что вы ему заплатили, — невежество. Скорее он повернется и предаст вас за дополнительную плату, которую его хозяин заплатит ему за это. И медленный яд… Какой в этом смысл? Значит, у герцога было бы достаточно времени, чтобы помучить Келлича и заставить его предать всех вас?
— Келлич никого бы не предал! — твердо заявил Лейси. — Наше дело было для него священным, его высшей целью в жизни. И у медленного яда действительно была причина; это должно было дать нам время на переговоры с герцогом. Как только бы он заболел, мы позволили бы ему поверить, что у нас есть лекарство от этого. Лекарство он мог купить только постепенной сдачей власти. Нашим первым требованием было бы, чтобы он распустил своих брурджанцев. Затем мы попросили бы герцогиню взять управление на себя, пока он выздоравливает. Тогда мы бы…
— Идиотизм, — тихо проговорил Вандиен, затем оглядел комнату и покачал головой. Фермеры и торговцы, ремесленники и владельцы таверн. Все это было неправильно. Где была власть, стоявшая за восстанием, проницательные политические игроки, руководившие им? Лейси даже предположить не мог, что у него здесь есть власть. Это было неправильно, абсолютно неправильно. — Послушай, — мягко сказал он. — Все, что я видел о вашем герцоге и его правлении, делает ваш план смехотворным. Если он думает, что умирает, он не собирается вести переговоры. Он собирается устроить кровавую баню в надежде забрать вас с собой. Что ему терять? Он решил бы, что сможет схватить одного из вас и выжать из него противоядие. А брурджанцы? У них есть поговорка: только стервятник дружит с умирающим. Не было бы никаких ограничений на то, что они будут делать, распущенные или нет. Вы погрузили бы весь Лавран в кошмар. Вам это ничего бы не дало. Герцог может умереть, но брурджанцы дочиста обглодают ваши кости.