— Да нет, — пожал я плечами, — нормально.
— Так и есть, — убежденно сказал Герман. — Многих моих пацанов, осознание, что они нужны команде и помогают своим, от разного дерьма удерживает.
— Это, да, — согласился Сергей. — Люди у нас разные. Кто-то смог пережить и вернуться к нормальной жизни. Кто-то ещё кричит по ночам, способен сорваться и натворить дел из-за пустячного, на первый взгляд, повода. Не у всех психика справилась и могла адаптироваться. Но у всех в душе Афган остался незаживающей раной. И пока мы существуем, она будет болеть. А лица убитых, тела разорванных минами и гранатами пацанов, разбитая техника и горящие кишлаки — стоять перед глазами.
Помолчали пару минут, отдавая дань погибшим за речкой.
Денис вздохнул:
— А я, наверно, после Афгана жить как обычный человек никогда не смогу. Ходить каждый день на работу, получать зарплату, дети, семья, не мое это. Скучно так, что зубы сводит. Я кайф получаю, от чувства опасности, риска, боя, да такого, в котором пули рядом свищут, и каждый миг может стать последним. После того, как выжил, победил, вообще эйфория захлестывает. Никакой наркотик не сравнится.
Глаза Дениса лихорадочно блестели в полумраке.
Я усмехнулся и с выражением продекламировал:
— Здорово, — встрепенулся афганец. — Как точно сказано. Именно это я чувствую. Кто написал?
— Пушкин. «Пир во время чумы», — просветил я.
— Вернемся в Москву, обязательно заскочу в библиотеку, найду этот стих, — пообещал Денис.
В руке командира захрипела рация, прервав разговор.
— Первый, я второй. Как слышно? Прием.
— Второй, я первый. Слушаю тебя.
— Подъехало четыре машины. Вышло человек восемнадцать. У одного под пиджаком заметил приклад обреза. Второй охотничью двустволку из машины достал. Ещё парочка с дубинами. Другие тоже могут быть вооружены. Двигаются через лес. Минут через десять-двенадцать выйдут к вам. Жду инструкций. Как понял, первый?
— Понял тебя, второй, — Герман подобрался, посуровел, в глазах зажегся знакомый холодный огонек.
— Леха, сколько коробок загрузили? — крикнул он.
— Двести шестнадцать, ещё двадцать четыре осталось, — доложил заместитель.
— Отлично, ускоряйтесь, через пять, максимум, семь минут погрузка должна быть завершена, маскируйте груз, и пусть машина уезжает — распорядился немец. — Оставь Гришина считать и контролировать процесс, остальные ребята пусть с грузом помогут. Ты и Воха ко мне, со стволами. Парочку взрывпакетов в «шестерке» возьмите, они в сумочке под сиденьем водителя лежат. Там и «стечкин» с запасной обоймой находится. Леха у тебя ствол при себе есть, отдашь «стечкин» Вохе.
— Хорошо, — кивнул зам.
— Держи, — Леха передал блокнот с ручкой невысокому, юркому парню с живыми глазами. — Досчитаешь и проследишь, чтобы все выполнили приказ командира и убрались отсюда подальше. И вагон не забудьте закрыть. В наше отсутствие общее руководство на тебе.
— Понял. Всё сделаю, — пообещал Гришин.
Герман поднес рацию к лицу.
— Первый на связи. Третий и четвертый наблюдение сворачиваем, быстро сюда. Второй — продолжаешь контроль обстановки. Когда мы начнём разбираться с гостями, присоединяешься. Как поняли? Прием.
— Третий понял. Выдвигаюсь к вам.
— Четвертый понял. Иду.
— Герман, только без трупов и особого шума, — попросил я. — Нам лишние проблемы не нужны. Главное, уйти, сохранить и реализовать груз. Разбираться потом будем. Тут же, линейный отдел ментовки неподалеку. Если что, сразу сюда прискачут.