====== Часть 1. Жертва плачет. Пролог. ======
Марианна медленно перенесла ногу вниз, пытаясь убедиться, что и следующая ступенька прямо у неё под ногами и ей не грозит рухнуть прямо здесь, да ещё и сегодня. При этом придерживаясь кончиками пальцев левой руки за стену, правой рукой она отчаянно пыталась придержать собственные высоко забранные волосы.
Она ненавидела эту лестницу.
Казалось бы, чего страшного в походе на странный, импровизированный чердак наверху башни? Но если у вас полгода как проломили лестницу, а вместо неё установили криво сколоченные друг с другом балки, то положение сразу же изменяется.
Марианна сделала ещё один неуверенный шаг, пошатнулась, почувствовав, как под её весом прогибается ступенька и, наконец-то, с негромким вскриком спрыгнула на прочную поверхность пола.
Облегчённо вздохнув и бросив полный негодования взгляд на светлый прямоугольник прохода на чердак, она вздохнула, снова попыталась осторожно ощупать свою причёску и едва не чертыхнулась, но вовремя спохватилась и пугливо осмотрелась. Марианна отлично знала, что поминать чёрта нельзя, иначе он может услышать и прийти, как только солнце скроется за горизонтом. Не обязательно сам, но впитанные с детства страхи никуда не уходили с возрастом. Конечно, она ещё не была взрослой…
Марианна тихонько хихикнула и, залившись румянцем, подумала о том, что сегодня прибывают гости, а среди них будет и Маркус, сын далеко не бедного владельца какого-то чрезвычайно доходного заведения, который неоднократно позволял себе в её сторону некоторые откровенные намеки. Марианна была отнюдь не простушкой и отлично знала, что это значит, и в прошлую встречу даже позволила себя поцеловать. Правда она так волновалась, что даже не поняла чего в этом такого хорошего, но… Она точно знала, что дальше будет лучше.
Собственно, именно поэтому она сегодня так и крутилась с самого утра у зеркала, игнорируя крики старой Оливии, что разгоняла слуг, назначая дела на день. К счастью сама Марианна сегодня оказалась практически свободна и даже смогла найти своё особенное платье. Правда на его рукаве было небольшое масляное пятно, которое она получила в позапрошлый раз, расставляя еду на столе в обеденном зале, но оно было совсем маленьким и незаметным. А собранные наверх в причудливой прическе волосы и вовсе преображали её в леди.
Ещё бы эта гадкая заколка, на которой держалась практически вся конструкция, не вылетела из волос в самый ответственный момент, и всё было бы превосходно!
А вот теперь она боится даже лишний раз повернуть голову, а уж заниматься делами будет и того сложнее. Марианна снова вздохнула и подумала, что попадаться на глаза Оливии не стоит.
По крайней мере сегодня этот дом снова оживёт. Из-за чудаковатости хозяйки делами управляла племянница погибшего хозяина, которая, как перешёптывались по всем углам, не имела права даже находиться здесь. А хозяйке было всё равно, всё этот её траур.
Марианна осторожно покосилась в окно, туда, где ветер раскачивал тёмные макушки деревьев, и начиналась невысокая каменная ограда семейного кладбища.
Марианна была слишком суеверна, чтобы не бояться хотя бы приближаться к этому месту, а вот прямо сейчас наблюдала, как одинокая женская фигурка следовала туда прямо через густые заросли, игнорируя удобную дорогу с восточной стороны. Девушка пригляделась, но узнать эту девушку с такого расстояния даже с её отличным зрением было невозможно. Правда отличное зрение у неё было, только когда она смотрела вдаль, что-то расположенное вблизи она видела отвратительно, кажется, это даже как-то называлось.
Она вышла к одной из лестниц, пытаясь вспомнить, что ещё можно было бы сделать до того, как начнут прибывать гости, как ей в спину кто-то врезался, едва не сбив с ног. Но девушка вовремя ухватилась за перила, треснулась о них же грудью и почувствовала, как ей в закрытый глаз ударилась заколка с окончательно растрёпанных волос.
— Извините, Мари, я вас не заметил!
С этими словами наглый ураган бросился дальше вниз, не задерживаясь возле чуть не убившейся девушки, возмущённо хватавшей ртом воздух.
— Майкл! — разъяренно закричала она, тут же вскакивая и пытаясь броситься вниз, вот только правая нога тут же наступила на подол платья, послышался неприятный хруст и…
Её наряд был полностью испорчен.
Едва сдерживаясь от того, чтобы не разрыдаться и дрожащими от обиды и злости, руками пытаясь собрать обратно рассыпанные в страшном беспорядке волосы, Марианна пыталась успокоится.
— Ах вот ты где, бездельница!! — в старом потрёпанном и перешитом уже раз сто переднике перед ней возникла Оливия, грозно потрясая перед собой какой-то посудиной, — а ну как собралась и отправилась отнести хозяйке обед! Это же надо, про Леди совсем все забыли…
— Эй, но я видела, как к ней только что пошли.
— Никого я не посылала, а ну собрала этот беспорядок и пошла взялась за дело, ленивая дрянь!
Марианна открыла было рот, чтобы возразить, но с нижнего этажа раздались крики, полные ужаса….
Неровное пламя свечи шелохнулось в сторону, мелко задрожало, подчиняясь одному из множества сквозняков, и потухло, погружая всё вокруг во мрак. Она привыкла к подобному, она даже научилась видеть в неярких силуэтах предметов то, что на самом деле там находится.
Она никогда не боялась ночных демонов, что таятся по углам. Люди были страшнее.
Она кусала себе губы, опираясь одной рукой о холодный, уже такой родной, но всё такой же ненавистный камень Его могильной плиты.
Она чувствовала, как по подбородку скользила капелька крови, но страшно было хотя бы шелохнуться, хотя бы облизать губы и почувствовать вкус, которого она давно не ощущала.
В дальнем углу уже привычно плёл свою паутину большой мохнатый паук из той породы, при виде которых дамы, громко визжа не запрыгивают на столы лишь потому, что им не позволяет воспитание. В его паутину никогда не попадают мушки или прочие летающие насекомые. Он ловит лишь тех, кто ползает. Летающие насекомые сюда не являются. Наверное, здесь слишком тяжело даже стоять, не то что летать, пусть даже речь идёт не о людях.
Она скребла камень своими сломанными ногтями и пыталась дышать ровно, не смотря на то, что плесневелый воздух прочно застревал в ноздрях, заставляя приоткрывать рот и с негромким свистом вдыхать нужную организму порцию кислорода.
Кажется, она провела здесь немало времени, но в то же время она хотела бы провести здесь ещё вечность.
Дыхание становилось всё тяжелее.
Глаза неприятно щипало, а веки опухли и открывались с таким трудом, словно весили раза в три больше, чем положено. Грудь едва-едва приподнималась при каждом новом тяжёлом вздохе, как будто кто-то сзади обнял её ледяными руками и дышал прямо в затылок.
Она хотела бы пробыть здесь вот так ещё целую вечность, которой не было бы конца. Она не хотела умирать. Но знала, что время вышло.
Она давно уже не смотрела в зеркала. Слуги считали, что она боится увидеть себя в подобном абсолютно уродливом виде, шептали за спиной, что она сошла с ума, что она больна.
Она просто боялась зеркал. Просто не хотела лишний раз напоминать себе о будущем.
Темнота, неясной дымкой покрывающая глаза, задрожала, пошла рябью, и она зажмурилась, чтобы открыв глаза встретиться взглядом с нечеловеческими прекрасными светло-зелёными глазами.
Фигура девушки медленно проходила всё ближе, всё глубже в склеп. В горле образовался ком, мешавший дышать и говорить, но сглотнуть не получалось. Ледяной ветер плёткой ударил в и без того почти слепые глаза.
— Мне жаль…
Мысль ещё не сформировалась в тугой кокон из разрозненных волнений и ожиданий, и губы уже слегка приоткрылись, чтобы прошептать всего одну фразу. Фразу, в которую вкладывались совсем не те слова.
«За что? Почему я должна положить всю жизнь на ненависть?» — вот что кричало её сознание, вот что смиренно произносили её губы, пусть даже и с них врывались совсем другие звуки. Она знала, что не может быть не понятой.
— Не получилось.
А это она произнесла уже самой себе. Потому что на губах всё ещё ощущался привкус давно безвкусной собственной крови, а камень уже перестал быть холодным. Но ведь он не мог прогреться, не так ли?
Она так неистово желала жить дальше, жить не смотря ни на что, улыбаться, дрожать, плакать, но жить. Как глупо. Почему именно она?
Лицо напротив, эти тонкие губы, эти прекрасные глаза, всё выражало лишь скорбь.
— Мне жаль.
Ответ прозвучал твердо. И за этими словами снова скрывалось что-то не произнесённое, но она сама никак не могла расшифровать, что именно. Шуршание длинного платья замерло прямо перед ней, и она просто не могла опустить взгляд.
Пальцы судорожно сжимали камень, глаза смотрели не отрываясь, глубоко в груди отбивало свой срок сердце.
Девушка, стоящая напротив, задумчиво посмотрела по сторонам, почти безразлично рассматривая окружающую её темноту.