— Отобьёмся! Не впервой! — ободрял своих Левченко, хотя они вовсе не нуждались в этом ободрении.
Старые кавказцы только хмурились, молча принимая на штык и коней, и всадников — кто попадался… Отойдя шагов пятьдесят-шестьдесят и видя, что кругом опять начинается дикий визг и гомон налетающей горской конницы, — они сбирались в каре, выжидали её на себя и, по команде Левченко «пли», били, прямо в самые лица джигитам. Один, встретивший их, отряд мюридов хотел было врубиться в каре, но штыки сделали своё дело, — и солдаты только дорубили трёх молодцов, перескочивших через их ряды в середину каре… Были раненые, — но не в ноги, и потому они шли молча, не выдавая своих страданий, чтобы не смутить товарищей… Полдороги уже прошли наши таким образом. Раз перед ними вырос точно из-под земли пеший отряд джарцев… Должно быть, случайно, бродя по Самурской долине, наткнулся на них. Наши не растерялись, и такое грозное «ура» крикнули в самые лица врагов, с такою неистовою стремительностью кинулись на штыки, что те дрогнули и побежали прочь… А тут как раз кстати на помощь накинулись сторожевые собаки. Чего не мог доделать, кого не мог нащупать штык, на того бросались они остервенелой стаей. Скоро все дрались вместе — и собаки, и люди. Солдаты работали прикладами и штыками, собаки — зубами.
— Сам шайтан у них! — кричал какой-то наиб, которого они отбили.
К счастью, позади сообразили, в чём дело, и человек двадцать из секретов выбежало вперёд и присоединилось к каре, которое в эту как раз минуту отбивалось от Хатхуа с небольшим отрядом.
— Джансеид! Скажи своим, чтобы залегли кругом за конями… Эти будут как в ловушке! — предложил Хатхуа.
Тот живо кинулся назад. Салтинцы были недалеко, они вихрем налетели на русский отрядец… Засвистали особенным образом, понятным только их коням, которые по этому сигналу рухнули наземь. Салтинцы залегли за ними и, поставив дула ружей на головы лошадей как на сошки, открыли убийственный огонь по нашему отряду.
— Ложись! — крикнул Левченко. — До людей, братцы, не дорвёшься, — бей по коням!
С противным щёлканьем и чмоканьем свинцовые пули стали, как говорили на Кавказе, «дырявить шкуры» бедным животным. Те срывались с места и уносились прочь, — но кольцо, в которое попал отряд, не размыкалось. Попробовали было наши на «ура» кинуться, но, к несчастью, именно по пути к крепости засели Джансеид, Селим и сам Хатхуа с лучшими из джигитов.
— Нет! Тут все пропадём! — крикнул Левченко. — Ложись опять!
— Теперь никто как Бог! — ответил ему старый солдат.
Но что это? Левченко насторожился… И вдруг радостно перекрестился. Издали, из крепости послышалась тревожная дробь барабана.
— Сейчас, братцы, ракета будет. Возьми на изготовку! Как скажу «пли!», чтобы ни одна пуля даром не пропала.
И, действительно, точно желая узнать, где наши, — Брызгалов скомандовал ракету. Огненная змея взвилась под небеса и выхватила на несколько мгновений из мрака всю долину реки Самур.
«Пли!..» — раздалось резко и смело, и разом сорок ружей выбросили огонь в не ожидавших этого горцев.
Ракета потухла, но барабан в крепости продолжал бить тревогу.
Теперь наши знают, что помощь близка… Они зарядили ружья, и на каждый огонёк выстрела от салтинцев отвечали несколькими выстрелами… Страшна и зловеща была кругом тьма этой ужасной ночи… Так страшна и зловеща, что у отряда, вышедшего на помощь своим из крепости, захолонуло сердце. Там казалось, что тут в долине Самура уже не осталось ни одного живого, что солдаты дорвутся только до трупов своих товарищей… Приближение их почуял Левченко. Шелохнулись и салтинцы… Хатхуа с несколькими человеками кинулся было на встречу им, но этим моментом воспользовались наши и сквозь разомкнувшееся кольцо — выскочили вон, а приближавшийся отряд принял всадников прямо на беглый огонь, и те рассеялись веером по долине…