— Вот скажи, — не унимался он. — Слишком много мы им позволять стали. Раньше забивали камнями, убивали. А теперь терпят, вот они и лезут везде! Возобновить бы традицию. Убивать их надо.
Прежде в похожих разговорах я всегда соглашался с отцом, но теперь не смог выдавить из себя даже дежурное слово «да».
Хотелось закричать: «Вперед! Возобнови традицию! Убей меня!».
Вместо этого лишь слабым голосом попросил:
— Пап, мне сегодня нехорошо.
— Ладно, — вмиг остыл отец. — Таблетку принести?
— Нет, спасибо. Мне просто нужно полежать, — я поспешил скрыться в своей комнате.
Там я плюхнулся на кровать и взял в руки свой новый халат. Узор, и правда, до крайности нелепый. Я уткнулся лицом в мягкую махровую ткань и тихо плакал весь вечер, пока в изнеможении не уснул.
========== Откровенный разговор ==========
Лил холодный, почти ледяной дождь. Мне казалось, что я уже промок так же сильно, как и в тот день, когда друзья продали меня незнакомцу, пьяного, лежащего на скамейке именинника. Но тогда, в начале октября, дождь был намного теплее.
Теперь же капли затвердевали, едва коснувшись земли. С моего веселого дня рождения прошло три недели, близилась зима. Зубы отбивали чечётку, а сопли лились из носа словно горный ручей. Только зонт над головой не давал мне стать заледеневшей статуей от предзимнего дождя.
Стоял я уже минут сорок. У двери в подъезд дома, номер которого я заучил намертво. По моим взятым с потолка расчётам, он скоро должен был прийти. Я уже подумал ждать в подъезде, а иначе точно что-нибудь себе отморожу.
Но нельзя. Надо ждать до победного конца. Или обморожения.
Очень скоро мои старания окупились. Знакомая фигура вышла из-за угла и направилась к подъезду, рядом с которым я мёрз. Он приближался, а я не знал, куда себя деть от волнения.
Много людей прошли мимо меня, удостоив лишь косыми взглядами. Но мой покупатель, а именно его я ждал, чуть не выронил ключи, увидев меня, посиневшего, со стекающими до подбородка соплями.
— Иди домой, очень тебя прошу, — посоветовал он.
Всё-таки, Эдуард не узнал меня. Я почувствовал гнетущее разочарование. Хотя, полагаю, в моем теперешнем виде, я сам бы себя не узнал. А я, как завороженный смотрел на его лицо: бледное и влажное от дождя, не такое свежее и румяное, как в то субботнее утро. Глаза в пасмурный день казались совсем серыми, но всё же я подметил, что и так их цвет совпадал с цветом неба.
Сегодня весь город обратился в холодные монохромные тона.
— Не смотри на меня так, — попросил он, закончив возиться с ключами и толкая скрипучую подъездную дверь.
После часа под ледяным дождём я должен выглядеть как восставший утопленник. Смотря на него в упор, я нагонял жути, несомненно.
Эдуард, наконец, вошёл в подъезд, я поплелся за ним, тяжело двигая закоченевшими конечностями.
— Ты к кому? — он обернулся и удивлённо смотрел на меня.
— К тебе, — сквозь стучащие зубы произнёс я.
Эдуард странно прищурился и поджал губы. Это значило, что он злится? Я пристально смотрел, пытаясь угадать его эмоции и, полагаю, со стороны, это выглядело как взгляд безумного маньяка на свою жертву.
— Ты меня пугаешь, пацан, — после долгой паузы выдал он. — Ко мне? Ты выглядишь, как сама смерть. С чего она вдруг объявилась и терпеливо ждала у подъезда?..
Понять, шутит он или говорит всерьёз, я не смог.
— Я пришёл поблагодарить.
— Кого? — спросил он, начав подниматься по лестнице. — Тот, кому действительно нужна твоя благодарность, не заставил бы ждать час на морозе, уж поверь мне. Так что иди домой.
— Хотел поблагодарить тебя, — я с трудом успевал за ним: промёрзшее тело не позволяло развить большую скорость. И я до последнего надеялся, что он меня узнает.
— Принимаю твою благодарность, за что бы она ни была, — буркнул Эдуард, не сбавляя шагу. — Дуй домой уже.
Скоро он скроется в своей квартире, оставив меня ни с чем. Но не для этого я мёрз столько времени под дождём, не за этим пересилил себя и пришёл.
— Ты приютил меня три недели назад.
Он замер с ключами наизготовку.
— Хочешь, чтобы я снова тебя приютил?
— Д…да — я не узнал своего голоса.
— Жить негде?
— Негде. То есть, есть где, но мне очень нужно к тебе заглянуть.
— Не нужно. Твоих вещей там не осталось, я проверял.
— Я не могу, — не сдавался я. — Мне очень нужно кое-что с тобой обсудить. Ты был ко мне так добр. Я должен.
— Хорошо, только давай быстро, — поддался он.
Мне разрешили войти. Эдуард выглядел страшно усталым, непохожим на себя в то утро. Я разулся и скинул верхнюю одежду быстрее.
При свете лампочки, мне показалось, что он чем-то опечален, но я решил не делать поспешных выводов. Он был для меня человеком-загадкой. Мы прошли на кухню, Эдуард же выглядел так, будто готов упасть от изнеможения.
— Я поставлю чайник, — резво вызвался я.
С энтузиазмом оглядев плиту и стол, я увидел, что искомой посуды там нет. Хозяин дома увидел мое замешательство и нашёл электрочайник на прикрытом шторой подоконнике. Он улыбался. Точнее, ухмылялся.
— В холодильнике котлеты и спагетти, разогрей их. Микроволновка спрятана не так хорошо. Найдёшь?
Уже без былого азарта я выполнил его просьбы и присел рядом за стол.
— Что ты хотел сказать? — его голос выражал нетерпение.
Я помнил, зачем пришёл, но бессознательно пытался оттянуть этот момент. Меня бросило в жар, сказать то, что я хотел оказалось страшно.
— Ты?.. ну так… Ты…
— Я — Эдя Краснов, — поправил он.
— Можно, я буду тебя так называть? — сам того не желая, поплёлся я не в ту степь.
— По фамилии?
— По имени. Хотел спросить сколько тебе лет.
— Побольше чем тебе.
— Ну а… сколько?
Как же всё это неловко.
— Двадцать шесть. Номер паспорта и место прописки?
— Ого, — я прекрасно понимал, что несу чушь, но узнать его возраст мне было интересно. Я привык оценивать его как «где-то под тридцать». А это знание, как мне казалось, уменьшало пропасть между нами. Но будучи таким изнуренным, как сейчас, он выглядел старше. Хотя, для меня что двадцать шесть, что тридцать — далёкая цифра.
— Я молодой и глупый, — усмехнулся он.
— А я тогда какой?
— Ты ещё моложе и глупее, — Эдя встал, чтобы налить в чашки кипятка и разложить наш ужин по тарелочкам. — Я бы сказал, что одно с другим никак не связано, но если это не твой случай, то я многого не понимаю.
— А? — переспросил я. Его голос убаюкивал, а слова сами собой наполнялись сакральным смыслом. Этот парень казался мне спустившимся на землю божеством, идеальным во всём.
— Много чего не понимаю. Например, зачем ты пришёл — совершенно не понимаю. Не боишься, что я сделаю с тобой неприличную вещь? Или что твои родители узнают и… — он осёкся и замолчал.
— И что? — спросил я, не дождавшись, что он продолжит сам.
— Не будут довольны тому, с кем ты хочешь общаться.
— Почему? — удивился я.
— Я полагал, ты знаешь, в чем моё отличие от большинства. Ты хотел спросить, правда ли мне нравятся мальчики?
— Д-да, — я снова начал заикаться, но на этот раз пытаться что-то объяснять нужды не было.
— Не стану отрицать — это правда. Дальше что? — он оперся на руку щекой и выжидающе смотрел на меня.
«Давай, Андрюша, признайся, что потерял покой и сон из-за него. Что не мог больше молча терпеть и боялся сойти с ума. Он растрогается и научит тебя, как заниматься гейским сексом. Что? Твой батя учил тебя, что это — удел опущенцев? Но даже так, ты ведь не против. Пока не готов к такому? Он же будет нежен и терпелив, правда?»
— Ну ты… — я снова покраснел. — Когда положил меня в одну постель…
— Я ничего с тобой не сделал, не бойся, — перебил он.
— Но ты…
— Я сказал, почему так сделал, — пояснил он. — Ты замёрз, а кровать одна. На пол положить не мог.
— А ещё сказал, что я не в твоем вкусе. Ты соврал! — не отступал я.
— Я сказал правду, — не согласился Эдуард.