Только слуга не особо пугался таких слов. Вылетали они из уст литератора чуть ли не ежедневно вот уже лет пять как, а он, Прохор, как был при барине, так и по гроб жизни останется, потому как свыклись они друг с дружкой, душой приросли.
— Будут газетки, не извольте беспокоиться, Лука Сергеич! — выдохнул перегаром Прохор.
— Фу-у, пошел прочь! — как опахалом, разгоняя газетой воздух, выкрикнул литератор.
Слуга не заставил повторять дважды — шустро сгинул с глаз долой, прикрыв дверь с той стороны.
Лука Сергеевич уселся за стол, сгреб в сторону выложенные накануне листы, отставил чернильницу, разложил газету.
— Идиот! Истинный идиот! — прочитав новостную колонку, разразился смехом литератор.
Из прихожей донеслась приглушенная речь: Прошка встречал визитера. Вскоре скрипнула дверь и смачный бас купца второй гильдии Поликарпа Матвеевича Дубинина заполнил кабинет:
— Кого ж это ты так, Лука Сергеич, идиотом-то? Я аж от входа услыхал!
Литератор обернулся, шустро поднялся, поспешил поприветствовать знакомца, не отпуская улыбку с лица.
Вошедший здоровенный бородач излучал искреннюю радость встречи. На нем были надраенные до зеркального блеска хромовые сапоги, черные штучные галифе, небрежно расстегнутый дорогой темно-коричневый суконный сюртук, высокий картуз в тот же цвет. Толстая золотая цепь карманных часов аксельбантом свисала с пуговицы жилетки и пряталась за сюртуком.
— Доброго здоровья, Поликарп Матвеевич! Давненько не видал тебя! А как рад, так и описать не в силах! — крепко обнимаясь с гостем, высказывал литератор.
— Да вот, по делам коммерческим в Петербург прибыл и к тебе не преминул заглянуть! — добродушно ответил купец. — Так над кем, позволь полюбопытствовать, ты давеча потешался?
— Так, безделица. Пойдем лучше… — хотел было Лука Сергеевич пригласить гостя чарку по такому случаю пропустить, да быстро опомнился — коньячок-то ночью кончился: расчувствовался литератор из-за проигрыша, да и заметить не успел, как бутылка дно показала.
Гость приметил замешательство хозяина, хитро улыбнулся, бороду пригладил.
— Прохор, подь сюда! — громыхнул купец и, дружески хлопнув хозяина по плечу, приговорил: — А ты всё такой же шалопай, Лука Сергеич! Небось, опять все деньги за ломбером спустил?
Литератор не ответил, только мину кислую, виноватую состроил.
Явился Прошка. Глазки его живо забегали, как у кобеля в предвкушении большой мозговой кости.
— Чего изволите, Поликарп Матвеич? — заискивающе заглядывая в глаза купцу, спросил он.
— Вот тебе на водочку, леший тебя раздери, а нам, дружок, коньячку добудь. Ну и капусточки квашеной принеси. Да мигом! — с ухмылкой приказал купец.
Прошка засиял, как новая копейка, и, зажав деньги в руке, припустил с проворством отрока.
— Гляди, как раболепствует! Знает, шельма этакая, душу твою добрую, — хмыкнул литератор.
— И много просадил-то? — конфузливо отмахнувшись, спросил Поликарп Матвеевич.
— Семьдесят пять рубликов — сколько и было, — как на духу сознался литератор.
Он изобразил неимоверную грусть и, как Прошка давеча, уставился на гостя.
— Дам, дам денег, — жеманно пригладив широкую бороду, отозвался на просящий взгляд купец. — Дам. Но и ты уж постарайся — прославь пером имя и дело мое. Да смотри, не как в прошлой книжке твоей! Князь тот, Копытин, у меня только безделушки покупал, а мебель за границей, видишь ли, заказывал. У меня мебель не хуже будет! Понял?
— Как не понять? С сего дня все персонажи мебель только у тебя, Поликарп Матвеевич, заказывать будут! — радостно отозвался литератор.
Он повеселел душой и, словно демонстрируя согласие, хватался за перо, бумагу, клал на место, вновь хватался…
— Ну, раз так, то держи! — пробасил довольный купец, раскрывая толстенный бумажник.
Пятидесятирублевая ассигнация восстановила обычную веселость Луки Сергеевича, а явившийся с Прошкой коньяк еще более вдохнул сил в ослабленное недавним самобичеванием душевное равновесие. Ставка на семерку перестала лезть в голову.
— Смотри, Поликарп Матвеевич: некий французишка, Перро, к нам прибыл, — после третьей чарки, ткнув пальцем в газету, начал Лука Сергеевич. — Намеревается любого желающего в бильярд обыграть! Идиот!
Литератора вновь пробрал смех.
— И что ж тут смешного? — непонимающе осведомился купец.
— А то, что у нас даже безрукие нос-то ему утрут! Как пить дать — утрут! — продолжая хохотать, ответил Желудев. — О генерале Скобелеве слыхал? Руку он потерял в сражении, а в игре равных ему нет! Вот тебе и однорукий! Держу пари — нос французишке утрет!