— Вы сказали, что работая над первой книгой «Океанский патруль», основательно изучили Север. Не могли бы немного подробнее рассказать об этом процессе?
— В нашем представлении Север — это безмолвие, лед, океан, скалы. Мне тоже так казалось вначале. И вдруг я открыл для себя удивительный мир! Оказывается русские люди издавна жили в этих краях, у них была своя история, трагическая, увлекательная, смешная. Люди создавали уют на голых скалах, строили монастыри. Там текла духовная жизнь, туда стекались древние рукописи. Там люди не жили в отрыве от своей страны. И естественно, что от изучения Русского Севера я обратился к общей истории. И пока я занимался этим, я терзался, что же буду писать? Ну, вышел первый роман, а что же дальше? Услышал по радио выступление писателя Сергея Смирнова, который открыл нам героев Брестской крепости. Слушаю и думаю, откуда же мне это все так близко знакомо? Я ведь, кажется, встречал когда-то таких же людей. И вспомнил. Нечто подобное произошло летом 1877 года в крепости Баязет. Там было еще хуже — не было воды. Люди взрезали животы умерших лошадей, чтобы добыть хоть каплю влаги. Вот так и родился мой первый исторический роман. С него я начал свою литературную биографию.
— Валентин Саввич, слишком настойчиво некоторые критики упрекают вас в вымыслах. Так ли это?
— Ошибок в моих романах гораздо меньше, чем в кандидатских и докторских монографиях. Это признают сами историки. Они даже недоумевают: за что меня ругают? Ведь все, о чем пишу я, уже известно. И — повторю еще раз — 95 процентов в моих книгах только правда. 5 процентов я отпускаю на своего героя. Почему же меня ругают? Я вам объясню эту нехитрую технологию. Каждый исторический факт имеет несколько версий. Один утверждает, что события развивались так, другой — этак. Документы тоже разноречивы. Когда автор монографии специалист-историк, то он обязан изложить все версии, но защищает при этом только одну. Я же автор художественного произведения, я лишен такой возможности и выбираю поэтому только ту версию, которую считаю наиболее достоверной и следую только ей. Но появляется критик и начинает упрекать меня в том, что я неточен. А при этом он за основу берет другую версию. Я тоже знал о ней, но она мне казалась менее приемлемой для моего произведения. Вот таким образом и накидывают «шишек».
— Валентин Саввич, если все окружающие вас книги ваши помощники, то, видимо, существует какой-то процесс их обмена. Не думаю, что именно вот эти «добровольные помощники» так уж всегда вам необходимы при написании новых романов, повестей, миниатюр.
— Как вам сказать. Ну вот, к примеру, писал я о Распутине. Столкнулся с массой трудностей. Литературы о нем мало. Есть лишь отдельные воспоминания без ссылок на факты. Но я собрал о нем все! Здесь были и редкие книги, выпущенные в эмиграции.
— Вы затронули самую мрачную фигуру начала нашего века — Распутина. Не могли бы вы «распутать» слухи об издании вашей «Нечистой силы». Каких только разговоров не ходило!
— А конкретно.
— Что роман запрещен. Что он уже вышел за рубежом. Что у вас из-за него были какие-то неприятности…
— Сейчас уже все позади. Роман опубликован полностью, практически без сокращений, в журнале «Подъем». А странностей с его изданием было много. Достаточно напомнить, что в журнале «Наш современник» он вышел не под своим названием. В свое время выход романа был запланирован в Красноярском издательстве. Ко мне приезжали оттуда редактор, художник. Шла работа и вдруг узнаю, что мой редактор переехал. Вновь застопорилось все. Ну, ничего, сейчас журнал публикует, — Валентин Саввич тяжело вздохнул. Молча достал таблетку. — Понимаете, живу вот на нитроглицерине. Врачи советуют уединение, спокойствие, а откуда оно будет? Ну да ладно, что это я со своими болячками?! Какой у вас следующий вопрос?
— Прошло ваше шестидесятилетие. Вы стали лауреатом Государственной премии РСФСР имени А. М. Горького. Удовлетворены ли вы этим?
— Поймите одну простую вещь. Для меня успехом считается не тот год, когда выходят мои книги, а тот год, когда я написал новый роман. И тут вот я ничем похвастаться не могу. Единственное, это то, что закончил роман «Честь имею». Очень сложный он был. А дальше что? Вышли книги, которые я написал давно. Радости мало. Деньги, гонорар… Этого мне не надо… То, что за «Крейсера» присудили госпремию, тоже мало радости. Я считаю, что у меня есть книги гораздо лучше. Я спокойно отнесся к своему 60-летию. Главное, чтобы было продвижение вперед. Если его нет, то писатель топчется на месте, на своих собственных переизданиях, хвалясь тиражами. Эго первый признак упадка писателя, шаг в безвестность. Писатель определяется только новыми книгами. Вот, когда я напишу новую книгу, тогда считайте, я счастлив!