И вышло: водитель, оказавшийся в отгороженном микроскопическом пространстве возле мотора, задыхается теперь от жары. Можно, конечно, открывать ветровички, но это неминуемая простуда. Шум от двигателя в клетушке водителя десятикратно возрос, и водителю, изнашивая нервную систему, приходится десятикратно обострять слух: кто и где заказывает остановку?
В итоге: полнейшие неудобства для пассажиров, изматывающие условия труда для водителя и унижение его достоинства (отгороженный стеклом — поворуй-ка теперь!).
И воплощенная идея комфортабельного автобуса поэтапно сдохла. Колченогость, граждане, это беда одиночки, а колчеумость одиночки — это для всех нас беда.
Основная же беда заключается в том, что принижение до абсурдности постигает как раз те предметы, аппараты и объекты, что призваны украсить жизнь не единиц, а иногда миллионов людей. С.декоторыми покусительствами колчеумых на превосходное смириться можно. Ну, выпускает завод в Тольятти классный автомобиль ВАЗ-2106. Ни в чем тут заводу не изменил вкус. Но нельзя, граждане, нельзя стерпеть, чтобы до конца гармоничным было изделие! И встревает кто-то, приляпывая на самых видных местах в современнейшем салоне (на боковинах дверей, на панельке звукового сигнала) ветхозаветный, рюриковских времен орнамент из скрещенных турнепсов и неопознанных флороподобий.
Это дичь, но в конце концов можно махнуть на это рукой.
Но уже всплескивается руками, когда вы покупаете отличный комбинированный аппаратик «Бега» (приемник, сблокированный с часами), ненароком роняете его, после чего встает вопрос о ремонте. Тут опаскуживание, сведение на нет первоначальной здоровой идеи принимает неожиданный и изящный оборот.
— А, с «Вегой» опять припожаловали! — на всесоюзных просторах встречает клиента мастер. — Значит, часишки засбоили? И вы поэтому к нам, в часовую мастерскую? Нет. голуба, поскольку приемник в этой конструкции основное, несите свой аппарат в радиомастерские.
— Но там не ремонтируют часы!
— А нам что до этого!
Точно так же, если изломается приемник, глумливо говорят в радиомастерских:
— Вы этот свой тяни-толкай (аппарат, счастливо соединивший продукцию двух министерств) несите в часовую мастерскую. У кого печать — тому и отвечать. А печать на гарантии — часовщиков.
Так еще одна славная идея дает трещину. Безобразие, профессиональное местничество, ввиду которого бравый завод-изготовитель вынужден слать ремонтеров в наидальние концы страны. И поломать эту вредную практику нельзя, поскольку в должностных инструкциях сказано: такой-то значится часовщиком, такой-то — радиомастером. Ни тому, ни другому должностная инструкция не предписывает быть человеком с широким пониманием профессионального долга и нужд населения. И вообще: «население» — в этом есть какая-то расплывчатость, неустановленность. нечеткость, вроде как в поэтической строке «ночной зефир струит эфир». Где невозможно разобрать, что струит что: или эфир — зефир, или зефир — эфир. Поэтому в населенческих вопросах допустимы значительные вольности, зигзаги и всяческие отщипывания от любого возникшего идеала.
В данном аспекте напоследок доложим крупный и показательный вопрос. В городе Н. наконец-то домучили, сдали под ключ первоклассный и большой жилой дом, в первом этаже которого должен был разместиться громадный магазин «Товары для дома». Но подсчитали — нет, по размерам города Н. по поставкам сюда товаров для дома полупуст будет магазин. И тогда сказал кто-то, ныне неизвестный, но головастый, мыслящий всесоюзно и гражданственно:
— А знаете что? Пусть в этом помещении Аэрофлот оборудует лучшее в азиатской части страны агентство. Ведь старое агентство ужасно. К табличкам «Не курить!», «Не сорить!» там так и просится еще одна табличка — «Не летать!». До двух тысяч крупных финансовых операций в день производится в неприспособленном помещении. То и дело от духоты — кувырк, пассажир из очереди вывалился в обморок. Бряк — кассирша в своей клетушке сковырнулась со стула. Надо нам. конечно, переступить через себя, потому что по всем канонам помещение принадлежит торговле города Н. и Стройбанк финансировал строительство как торговое. Но давайте, энцы, в сиюминутной ситуации поступимся магазином в пользу агентства, в пользу в конце концов пассажиров СССР! А Аэрофлот напишет гарантийное письмо облисполкому на полмиллиона рублей и построит впоследствии магазин.
Благородные произнеслись слова и запали всем в душу. Эх, и в самом деле, почему городу Н. не иметь агентство-жемчужину?
Тут передали помещение в руки любимца летающей публики, подвижника и ветерана Аэрофлота В. М. Архипенко: действуй, Виктор Михайлович, профилируй зал под бедолагу-пассажира, пусть отныне ему выпадет счастье взахлеб!
И воздвиг Архипенко в зале парад наисовременнейших касс, перед окошечками которых пассажир не должен принимать позу кормящейся на воде утки.
— А вот тут, — показывал Архипенко корреспонденту очень центральной газеты, — будут также кассы железных дорог и междугородных автобусов, в таком зале грех не удовлетворить комплексно все транспортные нужды людей. А вот тут…
Словом, сказка и торжество государственного мышления. И заметка в очень центральной газете говорила об этом.
Но, товарищи, разве это переносимо, когда в системе одного министерства возникло, так сказать, идеальное, а у тебя выше сносного ничего не проклевывается? Разве можно не отщипнуть от этого идеального, когда ПРАВА-то на зал все еще наши, торговой сети города Н.?
И в темно-синей и все более развевающейся шинели Архипенко стали выдергивать то в гор, то в облисполком. Знаете, мы тут посовещались и намозговали так: слишком жирен этот зал для обустройства в нем одного агентства. Поэтому в половине зала будет агентство, а в другой половине — магазин.
— Но, — взывал Архипенко, — это же получится кофе с бензином. Зачем из двух хороших продуктов делать один безнадежный?
— М-да, — убеждаясь наглядностью примера насчет бензина и кофе, говорили отцы гор- и обл. — Ну, идите, охорашивайтесь, открывайте целевое агентство.
И совсем уже наступило преддверие открытия, как вдруг к зеркальному стеклу приплюснулся дамский нос, и входящая в комплект с этим носом рука перстнем грохнула в стекло: немедля открыть!
— Тебе чего, тетка? — спросил электрификатор кассовых кабин и табло. Тетка отпустила электрификатору взгляд, из брюнетов немедля обесцветивший его до блондина, и прошла в зал.
— Угу, угу, — сама с собой судачила тетка и начертала фиолетовым когтем линии по мрамору пола: — Здесь отсекаем… Перегородки тут и тут. Подсобки оттяпать в нашу пользу. А здесь чего планировали, комнату мафии и ребенка? Было ваше, станет наше. Кафе будет тут, ясно? Вот так вот.
Молниеносно Архипенко посетил гор- и обл.
— Точно, — подтвердили ему. — Мы еще раз тут коллективно поколебались и решили: быть в одном зале с агентством уже не магазину, а кафе.
— Но, — взвился заслуженный авиатор, — зачем в агентстве кафе? В двух шагах отсюда давно есть кафе, как его, «Курица — не птица», что ли. Оно полупустует. И ресторан рядом. Так что не губите будущую гордость Н. — агентство! В конце концов о нем уже была заметка в центральной печати!
— Ну и что, что заметка. Опечатываться можно не только буквой или словом. Есть опечатки в виде даже полного собрания сочинений. А вы — заметка!
— Не понимаю, — бушевал авиатор. — Замыслено и масштабно приведено в исполнение великое дело. Почему необходимо его хоть чем-нибудь, но испоганить, принизить? Вы знаете, как это утлое кафе может превратить в ад кромешный работу агентства?
Художественно поясним гор- и облисполкому это «как». Конфликт может возникнуть уже при перерезании ленточек, коих, как вы понимаете, на входе будет две. Допустим, суконно-барашковый заместитель министра гражданской авиации первым вознамерится перерезать свою, но его возьмет и ототрет ведающий торговлей драпово-ондатровый заместитель председателя облисполкома Крутов:
— Нет уж, позвольте, уважаемый… Ну и что же, что ваше агентство в финансовом отношении тысячекратно весомей, чем кафе. Не забывайте. что через наше кафе будут проходить в ваше агентство! Прошу также не забывать, что агентство здесь стало возможным опять же по милости торговли. Так что ленточку первыми режем мы!