Все эти действия не прошли мимо внимания российской разведки, вот только в этот момент начался кризис в Марокко[98], грозящий перерасти в войну, и Санкт-Петербургу стало не до забот дальней окраины. Николай Николаевич посла несколько докладов в столицу, даже переговорил с императором по телеграфу лично. Но получил заверения, что приготовления японцев отслеживаются и в настоящее время не представляют опасности для наместничества, успокоился. Надо признать, что успокоился не сразу и не совсем. Сначала, тихо и незлобливо вспомнив несколько раз большой и малый Петровские загибы, он вызвал к себе командующего Тихоокеанским флотом адмирала Чухнина. Получив от последнего сведения, что флоту всего лишь требуется получить дополнительные ассигнования на боевую подготовку и ускорение прибытия отряда адмирала Небогатова, задержанного в связи с кризисом в Средиземноморье, попытался добиться этого. И лишь получив часть денег и ответ, что броненосец «Сисой Великий», броненосный крейсер «Баян» и крейсер «Аврора» пока необходимы на западе, притих. Выпив перед этим со своим адъютантом бутылку лучшего французского коньяка и бутылку шустовкой финь-шампани…
А ситуация вокруг Марокко складывалась напряженная. Французы, действовавшие до этого осторожно, обеспокоенные проникновением в независимый пока султанат немецких предпринимателей, перешли к открытому давлению на султана Мулай Абд аль-Азиза. Судя по тому, что англичане, итальянцы и испанцы молчали, с ними по этому вопросу французы договорились заранее. Поэтому, похоже, особых трудностей в установлении протектората над одной из последних независимых стран Африки они не ожидали. Но немцы, как выяснилось позднее, хотели помешать Франции получить контроль над Марокко, поскольку географическое положение этой страны делало ее стратегически очень важной. По этой причине канцлер Германии фон Бюлов призвал султана не соглашаться с притязаниями Франции и сохранять свою независимость. План канцлера, составленный, как считалось, под влиянием «серого кардинала германской дипломатии» барона фон Гольштейна, состоял в том, чтобы кайзер посетил марокканский город Танжер и вызвал кризис. Который канцлер планировал разрешить в свою пользу на международной конференции. Поэтому в Танжер неожиданно прибыл на лайнере «Король Альберт» в сопровождении канонерской лодки «Пантера» кайзер Вильгельм II. Он выступил с речью, в которой пообещал султану свою поддержку и предложил заключить оборонительный союз. Это была замечательно зажигательная речь, полная намеков на неких злодеев, «желающих поработить свободолюбивый марокканский народ», «германцев, как лучших друзей мусульман» и уверений, что «мы не хотим никаких территориальных приобретений. Только отрытых портов, железнодорожных концессий и свободы для ввоза товаров».
Речь произвела неоднозначное впечатление в разных странах. В России, Италии и Испании получила широкое распространение шутка, что выслушав эту речь султан «испытал внезапное и сильное облегчение», с намеком на облегчение в сортире. Во Франции речь подействовала словно неожиданный взрыв бомбы. Шовинисты тотчас потребовали извинений, серьезных действий и чуть ли не немедленного объявления войны. Даже более острожные круги настаивали на необходимости получить от германского правительства удовлетворительные разъяснения и гарантии невмешательства в двусторонние отношения. Воинственно настроенный министр иностранных дел Делькассе, удержавшийся на своем посту после падения предыдущего правительства, немедленно вызвал немецкого посла Гуго фон Рандолина и вручил ему ноту с протестами по поводу «недружественных действий и речей» и требованием объяснений по этому поводу. Ходили слухи, что на заседании правительства он требовал немедленного предъявления ультиматума немцам, с требованиями не вмешиваться в действия Франции и угрозой начала войны в противном случае. Но судя по тому, что никакого ультиматума официально не появилось его не поддержали ни министры, ни премьер Рувье.
Однако обмен нотами между Германией и Францией продолжался, становясь все более угрожающим. К «войне нот» присоединялись и некоторые другие страны. Ситуация постепенно накалилась до такой степени, что многие уже ожидали скорого начала войны. Англичане привели в готовность флоты Канала и Средиземноморский. В Австрии начали расконсервацию стоящих в резерве броненосцев. В Германии и Франции отменили отпуска офицерам и начали предмобилизационные мероприятия на железных дорогах. А затем начали частичную мобилизацию в приграничных корпусах. И только Россия хранила внешнее спокойствие. Оставив при этом Средиземноморскую эскадру в усиленном отрядом адмирала Небогатова составе. Предназначавшиеся для Тихоокеанского флота линкор «Сисой Великий» и броненосный крейсер «Баян», а также пятерка больших контрминоносцев, стояли на рейде Крита вместе с североморскими линкорами «Ослябя» и «Пересвет» и крейсерами «Аврора», «Паллада» и «Артемида» и тройкой балтийских контрминоносцев. К тому же были объявлены большие флотские учения на Балтийском море. И все…
98
Французы в XIX веке превратили в свои колонии Алжир и Тунис. Следующей североафриканской колонией Франции должно было стать Марокко. К концу 1904 года Италия, Великобритания и Испания негласно признали «особые права» французов в Марокко, что означало превращение его в протекторат Франции. В обмен на эти уступки французы признавали права англичан, итальянцев и испанцев на интересующие их колонии. Франция пыталась реализовать эти договоренности в начале 1905 г. Но неожиданно прибывший в Марокко кайзер попробовал склонить султана на заключение союза с Германией. В нашей реальности кайзер пошел на этот шаг в связи с русско-японской войной, а в этой — решив использовать договор в Бьеркэ.