Выпили — чаю в стаканах оставалось разве на донышке.
— Надо же, сколько лет прошло. А казалось, вчера. Теперь все другое, — Громыко вздохнул. — Роботы эти, космос… Если у него на бортах и старый герб СССР, и сегодняшний герб — то, наверное, найдется и будущий герб?
Горшков согласился:
— Мир меняется. Я чувствую это в море, я вижу это на суше… — адмирал потянул носом:
— Вот, уже и в воздухе чем-то повеяло.
Вошел вестовой, прекрасно уловивший момент превращения стаканов с чаем в стаканы с коньяком. Поставил блюдца с пахучими горячими булочками, длинными полосками мяса. Взглядом поинтересовался: не надо ли еще чего? Горшков сделал отрицательный жест ладонью, тогда вестовой без единого слова вышел.
— Если говорить о диких идеях, — Громыко не поставил стакан, так и держал его в ладонях, будто грел, наслаждаясь ароматом испаряющегося коньяка:
— То и линкор и все остальное могут быть просто громадным скафандром. А сам инопланетянин подобен моллюску в раковине. Потому он всегда один, потому никто больше не показывается. Форму принял, замаскировался. Но в деталях ошибся, откуда же знать ему, что у нас именно вот этого корабля не построено.
— И потому на девчонку не отреагировал, — адмирал кивнул. — Даже я заметил. Даже Риковер, черт старый, глазом косил. А гость — нет. Равнодушен. Да, так все сходится. Но мне больше нравится моя мысль.
— Потому, что ваша?
Чокнулись — все равно чаем уже и не пахло. Выпили. Закусили горячими булочками. Горшков ухмыльнулся:
— Не без того. Но не только. Ведь, если это играющий в нас мальчик из тридцать второго века, то с ним договориться можно. Не зря же он играется именно в нас, а не в тех же бразильцев. А вот как с моллюсками договариваться, думаю, даже ваше ведомство не знает.
— А если он все же примет их сторону?
Горшков прекрасно понял, что сейчас министр спрашивает не про моллюсков. Пожал плечами:
— У нас имеются баллистические ракеты, способные попасть в крупную морскую цель. Хотя бы “четыре ка восемнадцать”. Я присутствовал на испытаниях, еще в семьдесят четвертом году. Десять из одиннадцати попали, причем один боевой блок врезался прямо в мишень. Точность исключительная. А сбивать баллистическую ракету на последнем участке траектории…
Адмирал побарабанил пальцами по серебряному подстаканнику:
— Я уж не говорю, что ракета в залпе не одна. Залп не отобьет и наша двадцать пятая система, не то, что американцы.
Горшков поставил стакан и прибавил несколько раздраженно:
— В конце-то концов, не сорок первый год, с гранатами на танки можно не прыгать.
Громыко поставил стакан и потер прикрытые веки:
— Прыгать или не прыгать, а уступать нельзя. Как тогда, с Адэнауэром, за послевоенные границы в Европе. Если мы им уступим, то прокляты будем всеми замученными и убитыми. Когда я веду переговоры, то, случается, слышу за спиной шепот: „Не уступи им, Андрей, не уступи, это не твое, а наше.“
Выпили молча, не чокаясь. После долгого молчания тишину нарушил министр:
— Что ж, с этим уже можно выходить на Москву. Понятно, что самое вероятное — это просто линкор из параллельного измерения. На контакт не идет, соблюдая меры биологической безопасности… Из Аргентины ничего не сообщали об эпидемиях, но времени прошло мало. Надо бы, кстати, наших предупредить.
Чокнулись. Выпили. Закусили полосками мяса.
— Американцев предупредим?
— Ночью не стоит, еще не так поймут. А вот утром предложим обменяться данными. Мой парнишка стакан прихватил, упаковали. Дома отдадим ученым, пусть бацилл поищут.
— На серебре-то?
— Ах да, что же это я. Ну хотя бы изотопный состав пусть определят.
Чокнулись. Допили. Незаметно возникший вестовой забрал опустевшую посуду. Громыко задумчиво произнес ему вслед:
— Интересно, что сумели понять американцы. Там, кроме напуганного сенатора и обиженного поляка, хватает грамотных. Взять хотя бы моего коллегу из Госдепартамента…
— Из Госдепартамента пришли очередные инструкции.
Сенатор, летавший с авианосцев, и самую малость не угробивший один из них, отозвался желчно:
— Не думаю, что мы услышим нечто новое. Однако…
Сенатор, летавший с авианосца сегодня впервые в жизни, покачал в руке стакан доброго виски, погремел кубиками льда. Со вздохом перегнулся через низкий столик, взял у референта стопку листов.
— Так… Что тут у нас… Ну разумеется. Вот послушайте: на Холме полагают, что нам невыгоден как нейтралитет Алого Линкора, так и его союз с большевиками. В самом деле, кто бы мог подумать?