А слова секретаря ЦК все вертелись у него в голове, не давали покоя, возвращая мыслями то в бревенчатый родительский дом в рабочем поселке на берегу речки Арзенки, то в бригаду плотников, где он работал на строительстве Горьковского автозавода; переносили на механико-машиностроительный рабфак, где учился до призыва в армию, в Московскую военную школу имени ВЦИК, которую окончил два года назад, получив назначение командиром взвода в 108-й артиллерийский полк Московской Пролетарской стрелковой дивизии. Полк располагался в милой его сердцу, утопающей в зелени яблоневых садов Коломне. Из этого города, где они с Антониной жили в девятиметровой комнатке в квартире на две семьи, память вновь отправляла его в Ленинград, в штаб Северо-Западного фронта, оттуда — в бревенчатую землянку на высоте 65,5, на огневую позицию под Сипрола, в морозную февральскую ночь, под свист осколков и грохот разрывов. Вся его жизнь была подъемом с высоты на высоту, как у многих его сверстников, родившихся перед революцией, выросших в первые, самые трудные годы Советской власти, отдана любимой стране, строящей светлое будущее и защищающей его от врагов. С нею, социалистической отчизной, с ленинской партией, членом которой он стал на фронте, он и будет идти дальше, пока хватит сил.
Так, наверное, и нужно было сказать при вручении награды, но волнение помешало ему собраться с мыслями, и он ответил по-уставному, как учили:
— Служу трудовому народу!
И в этой фразе, понимал он сейчас, полнее всего выразились те мысли и чувства, что владели им, лейтенантом Шутовым.
Петр не торопясь поднялся по лестнице на второй этаж галереи Гостиного двора, прошелся вдоль прилавков и вдруг на одном из них в отделе музыкальных инструментов увидел изогнутую, как лебединая шея, блестевшую никелем трубку патефона. Светловолосая продавщица с косой, заплетенной голубой лентой, бережно опустила иглу с полушарием звукоснимателя на крутящуюся на диске черную пластинку, и под сводами зала грянул задорный марш:
Он подошел поближе к прилавку, протиснулся через толпу любопытных. Черные, обтянутые дерматином ящички, высящиеся один над другим у стены, были теми самыми коломенскими патефонами, которые они с Тосей так давно искали. Только вот купить аппарат им никак не удавалось. Желающих оказывалось намного больше, чем патефонов. Даже в городе, где их выпускали. А здесь такой случай. Бери — не хочу.
— Скажите, пожалуйста, — спросил он у девушки, боясь спугнуть удачу, — патефоны продаются или это собственность магазина, так сказать, для рекламы?
— Продаются, — приветливо улыбнулась ему блондинка.
— А много их?
— Не очень, — с сожалением пожала она плечами, но, бросив мимолетный и многозначительный взгляд на его звезду, поспешила успокоить: — Впрочем, вам без очереди. Не волнуйтесь. Идите в кассу и платите деньги.
Он смутился:
— Спасибо, у меня есть время. Я постою.
— Нет, нет, — зашумели в очереди. — Вы заслужили это право. Покупайте. Мы подождем.
Петр повернулся к покупателям. В очереди стояла молодая женщина с ребенком на руках, пожилой мужчина в чесучовой рубашке, перехваченной у пояса тонким ремешком, невысокий паренек в полосатой футболке, за ним комбриг с ромбом в синей петлице гимнастерки. Дальше трудно было разглядеть людей. Но все они приветливо улыбались ему, предлагая сделать покупку.
Он еще раз поблагодарил их и, сделав вид, что направляется к кассе, стремительно зашагал к выходу. Щеки у него пылали. Да, он знал о своем праве делать без очереди покупки, ездить бесплатно на городском транспорте, платить меньшую, чем все, квартплату. Однако пользоваться своими правами вот так, походя, он не торопился. Тем более при покупке дефицитного патефона.
«Нет, не для того проливали мы на фронте кровь, — думал он, — чтобы опередить кого-то у прилавка. Пусть страна вручила тебе такое право в знак уважения перед высоким званием, которого ты удостоен, но вот как пользоваться преимуществами — это уже дело твоей совести».
Петр почти бежал по Невскому, разговаривая с самим собой. Мимо скверов, соборов, каналов, магазинов. По проспекту шуршали шинами редкие автомобили, звенели трамваи. Прогуливались люди. Особенно много их было в саду у театра, возле памятника Екатерине, где зеленели кустики распускающихся цветов.