— Классно же, да?
— Просто зашибись, — цежу сквозь зубы.
Подруга погружается в некую нирвану, как мне кажется, когда мечтательно закатив глаза, предается своим ванильным грезам вслух:
— Только представьте! Мы вчетвером снова будем вместе. Целый день, а то и два!
— Ужасная перспектива, я так точно сопьюсь, — бубню под нос.
Орлов все слышит, а потому шепчет мне на ухо:
— Я тоже не в восторге, но это же наши друзья. Потерпишь, Мартынова.
Потерплю? П-ф-ф… Можно продумать, мне оставили выбор! Да меня, как в военное время, не попросили, а просто отправили на фронт, прямо на первую линию огня! Гады. Все гады!
Когда стихают первые эмоции, я пытаюсь хорошенько обо всем подумать. Сидя на диване, я пялюсь в одну точку на обоях и не сразу ощущаю, как чья-то рука трясет меня за плечо.
— Сонь, ты слышала, о чем мы только что говорили.
— Простите, что? — фокусирую взгляд на Аньке.
— Свадьбу будем праздновать на берегу моря, так что, — подмигивает и шепчет на ухо: — худей поскорее.
— Да иди ты, — злюсь, — худей сама.
— А мне не надо, — улыбается.
— Всем надо.
— Не всем.
— В смысле?
Анька закатывает глаза, мол, ты че, подруга, еще не поняла?
— Ты, — перевожу взгляд с лица Аньки на ее живот. — Беременная?
— Да! — восклицает и тут же пересаживается ко мне, хватает за руку и заглядывает в мои глаза. — Ты будешь крестной!
Мамочка дорогая… Я в ауте. Две новости и вот, пожалуйста, мощный нокдаун — положили на лопатки!
— Рада за тебя, моя любимка, — обнимаю подругу за плечи и целую в щеку, а затем перевожу взгляд на Толика, — за Вас тоже рада, Анатолий. Поздравляю!
— Спасибо, — бубнит Анатолий и совсем не радостно, стоит заметить.
Разговор уходит в непонятное мне русло, так как, я погружаюсь в прострацию, обдумывая последние новости. Ну, нет… Аня не может выйти замуж за этого козла. Жить вместе — еще куда не шло, но штамп в паспорте — слишком, а еще беременность… Дети, конечно же, хорошо. Но честно, меня совсем не радует перспектива утешать подругу и выслушивать ее истерики, когда она, набрав десять килограмм во время беременности, будет сетовать на своего козла-мужа! А ведь он козел, не сможет устоять. Это я выгнала Орлова после первого предательства, а Анька… Прощает его каждый раз. Дура набитая, хоть и моя любимая дура.
Извинившись перед друзьями, выхожу на балкон отравиться таблицей Менделеева. Опершись на перила, затягиваюсь сизым дымом, глядя на ночное небо. Красиво. Белый месяц выплывает в синеве, а звезды усыпаны россыпью.
Отворяется дверь и следом раздаются шаги. Это Орлов. Мне даже голову не нужно поворачивать, чтобы убедиться в этом факте. Запах бывшего мужа не спутаю ни с чем! Аромат его одеколона прочно засел в подкорку, забрался в тайники воспоминаний и больше никогда не выйдет оттуда, а так хотелось бы, чтобы ушел…
— Грустишь? — произносит тихим голосом.
— Думаю.
— О чем?
Орлов становится за моей спиной, окутывая своей мощной энергетикой. Я прикрываю глаза, погружаясь в прошлое и шепчу:
— Обо всем.
— А конкретнее?
— О тебе, — произношу честно. — Обо мне. О них…
— И что думаешь? Что-то хорошее?
Качаю головой.
— Нет. Просто вспоминаю. Вспоминаю и никак не могу понять, как нас с Анькой, таких хороших девочек, потянуло на таких козлов.
— Значит, я — козел?
— Еще какой, — фыркаю.
Кирилл отбирает у меня сигарету, швыряет ее с балкона вниз, не глядя, а затем, схватив меня за талию, разворачивает к себе лицом. Смотрит с высоты своего роста, красиво улыбаясь, и нежно гладит рукой мою щеку.
— Ты до сих пор меня не простила?
— Простила. Давно.
— Тогда почему не подпускаешь к себе? Что за дурацкая френд-зона, Сонь?
— Тебе что-то не подходит?
— Не подходит, — ухмыляется. — Я хочу больше.
Его рука скользит ниже. Поддевает мой подбородок, заставляя вздернуть его вверх.
— Ты много хочешь, Кирилл, но мало получишь.
Не соглашается. Отрицательно кивает головой, обнимает еще крепче. Я еле дышу в этот момент, кажется, вот-вот задохнусь от переизбытка чувств, которые вызывает во мне бывший муж. До сих пор, твою мать, до сих пор я схожу с ума… А ведь не надо!
— А если я буду держать тебя крепче? — спрашивает, игриво улыбаясь, усиливает тиски пальцев на моей талии. — Вот так.
— Не удержишь.
— Я буду стараться.
— Не сможешь.
— Почему?
— Вот здесь, — тянусь рукой к своему виску, — все сохранилось. Не исчезло, понимаешь?