Не выдерживаю:
— Глазки сломаешь, Кирюша. Не надо на меня так пялиться, чай не музейный экспонат.
Улыбается, тянется рукой к своей офигительно сексуальной бороде, трогает скулу, скользя пальцами вверх-вниз. Гад! Ненавижу, когда он так делает, ведь это значит, что наглая морда уже что-то задумала и сейчас произойдет словесный понос.
— А ты поправилась, Сонь, или в положении? Какой уже месяц?
А-а-а! Не могу! Гад-то какой! Уф…
Набираю в легкие больше дыма и выпускаю через рот серое облако прямо в лицо этого мудака. Дыши глубже, Орлов!
— Это платье такое. Ничего и не поправилась, — фыркаю я, — а вот ты…
— Что я? — ухмыляется гадость моя.
— Ты…
— Да, мартышка.
— Хватит называть меня мартышкой! Мне это не нравится, понятно?
— А как тебя называть? Была Орловой, стала Мартыновой. Значит, мартышка.
— Да пошел ты, — швыряю в мусорный бак недокуренную сигарету и, круто развернувшись, иду прочь.
Злость, обида и что-то еще рвут мое сердце на ошметки. Ну почему, почему во всем городе среди всех адвокатов мне снова попался Орлов? Что за карма-то такая?
Пока я, чертыхаясь себе под нос, топаю к автобусной остановке, дорогу преграждает спорткар черного цвета. Машина резко тормозит и из окна вываливается Орлов.
— Сонь, извини, ладно? Я неудачно пошутил. Садись, подвезу до работы.
— Отвали, мартышка орлу не товарищ.
Обхожу машину и топаю дальше. Слышу, как за спиной хлопает дверца автомобиля, а затем раздается его низкий голос, тот самый, который я так стараюсь забыть, но ни черта не выходит!
— Соня, подожди! — неожиданно хватает меня за руку чуть выше локтя и тянет назад.
Глава 2. Бронь девяносто девятого уровня
— Куда ехать? В учреждение сборов и поборов?
Мартышка глотает смешок, а затем, ущипнув меня за руку, шипит как змея:
— Ага, да. В налоговую.
— Эй, полегче, мартынуля. Я за рулем все-таки.
— Вижу, что не на козе, — ухмыляется.
Эта гадина всегда была острой на язык. Все десять лет, что мы знакомы, Мартынова никогда за словом в карман не лезла. Даже могла себе позволить распустить руки, но я же истинный джентльмен — сдачи никогда не давал. Еще чего? Мартынова, хоть редкостная рептилия, но меряться кулаками с хрупкой, слабой девушкой — совсем не по-мужски.
Торможу на красный свет светофора. Пока пешеходы топают по «зебре», я поворачиваю голову вправо и заглядываю в экран мобильника Сони.
— Орлов, ты ни разу не палишься. Нет! — хихикает Мартынова, быстро печатает текст и прячет телефон в сумочку.
— Ой, — вздыхаю. — Больно надо.
— Я так и поняла, — понимающе кивает и, заметив на моем лице заинтересованность, подначивает игривым тоном: — ну давай! Давай, Орлов, жги!
— В смысле?
— Ну, спрашивай, в смысле. Тебе же любопытно, да? Вон, как глазки прилипли к моему телефону, пока я отвечала на сообщение.
— Да мне «ваще» пофиг, мартышка, с кем ты там переписывалась.
Загорается желтый цвет светофора, и я возобновляю движение. Я не подал виду, что меня парит ее переписка, но таки я соврал, а как еще? Признаться, что мое сердце до сих пор делает крутое сальто, когда я вижу эту пигалицу — да ни в жизнь! Это ее-то попустило. Ходит себе, шутки пускает в мою сторону, нос кверху задирает — вся такая «цаца», а я, типа, «обломинго». Ну и фиг с этой «мадамой». Один черт, когда нажрется снова меня наберет и будет петь знакомый романс, какая я скотина, забрал самые лучшие месяцы ее жизни, а она вся такая несчастная и никому не нужная. Каждый раз говорю засранке: «Мартынуль, ты мне нужна. Выходи за меня замуж». Но Соня не слышит или просто делает вид — пофиг, ведь утром эта дамочка надевает на себя броню девяносто девятого уровня и шлет меня лесом, далеко-далеко и надолго, точнее, до следующей пьянки.
— Вот и отлично, — бурчит под нос Соня, а я делаю вид, что не вижу, как ее зацепили мои словечки.
Остаток пути мы едем в полной тишине. Я напускаю на себя маску безразличия и равнодушия, но чего мне это только стоит? Мартынова же вся такая красивая донельзя и откуда свалилась такая на мою голову? Ах, да. Вспомнил! Десять лет назад столкнулись в университетской столовой, точнее, толкнула меня одна девочка-припевочка и повалила на пол, а любовь нагрянула вместе с легким сотрясением мозга, которое я получил в тот роковой день. Видать, нехило меня так шандарахнуло по башке, раз я до сих пор не могу достать из сердца эту занозу-Мартынову!
— Спасибо, Кирюш, что подвез, — мурлычет мартышка и, надув накрашенные яркой помадой пухлые губки, тянется ко мне, чтобы поцеловать.