– Ну, это мы можем проверить хоть сейчас, – он включил компьютер. – Когда, Вы говорите?
– 27 января, 12.15.
– На записи видно, что из квартиры выходит Ваш отец. Ваша жилая площадь не была захвачена. Весь город записывается на камеры в виде анализов для поликлиники. Вся Костомукша.
– Я слишком хорошо знаю этот город. В вечернем сумраке все дома на Нижнем Кольце были захвачены украинцами.
– В анализах Вашего отца нет подмены.
– Значит, это скоро произойдет. И в поликлинике засела гнусная тварь!
– Извините, у Вас сейчас медицинские мероприятия, – полицейский быстро ретировался.
Я в отчаянии откинулся на кровать.
Никто, никто не мог помочь мне.
Потянулись длинные дни. Наступала весна. Моего школьного товарища все не привозили. Наконец, 20–го марта пришло известие, что он расшибся вообще насмерть. Я не мог более ни на что рассчитывать.
Целыми днями мы с Испанским Художником только косились друг на друга. Иногда ему плохело, прибегали медсестры и откачивали из него какую-то слизь. Это выглядело здесь как-то совсем буднично. Я все думал, почему он не отдаст концы, ведь его столько раз унизили. Но, видимо, у него был другой характер, который позволял терпеть такое. Здесь появлялась также женщина, похожая на Лиловую Черепаху. Видимо, достоинство ему возвращала она, но оно заключалось всего лишь в каких-то таблетках, которые она ему давала. За стеклом в соседней палате снова проступали контуры инкубатора. Чья-то неустроенность, обречённость перед всем светом снова давала о себе знать.
Между тем наступала, как всегда, запоздалая карельская весна. Обращали на себя внимание сестрички. Среди них мелькала одна, с выкрашенными в красный цвет волосами. Она напоминала мне героев японских мультфильмов. И непонятно хорошо ко мне относилась, так как остальным было, в общем-то, на пациентов наплевать. Черствость и отсутствие любви, как неизвестный вирус, пропитали все вокруг с незапамятных пор.
Теперь, когда мой товарищ расшибся, мне оставалась надеяться только на нового друга.
– Ваш цвет волос мне нравится. Он дает мне какую-то надежду.
Она улыбалась и ничего не отвечала.
– Выслушайте меня. Выслушайте старого мерзавца, мой номер давно отмечен в списках. Мне необходимо дать знать о себе в Костомукше, позвонить или как угодно. Украинцы взломали телефонный код города, но я знаю, как его исправить. Не исключено, что мы с Вами ужасно разбогатеем.
– Мы не встречались с Вами раньше? Вы напоминаете мне 1го человека, по фамилии Кауфман.
– Нет, нет, не думаю.
– Но что я должна сделать?
– Запишите на доске те коды, которые я Вам продиктую. Вечером будут звонки в Костомукшу.
Костомукша. Город бесконечной радости. Когда-то никто не подозревал, что финских строителей сюда могут пустить. Но город находился на невероятном отшибе, в глуши, где не проходила ни 1на дорога, и здесь была только государственная граница. Финны – строители от бога, и у них слова «любовь» и «строительство» 1коренные. За каждый дом в этом городе было заплачено 2 миллиона рублей (советских). Строить продолжали, когда ещё мы учились в школе. И дома выходили совсем не такие, аккуратные, с приятными запахами стен.
По всему чувствовалось, что рядом другая, невиданная страна. По городу ездили красивые, с металлическим отливом машины. Школьных товарищей арестовывали за фарцовку. И даже финская свалка была источником цивилизации. На улице играли в странные игры с заграничными красивыми пивными пробками. У нас ведь все были одинаковые, да и привозили пиво только по праздникам.
А еще в городе показывало финское телевидение, правда, без звука. Зато мы могли смотреть мультфильмы, и сумасшедшего кролика я полюбил навсегда. В виде исключения была реклама, которой мы все не видели отродясь.
В школе учителя говорили нам, что подходить к машинам финнов и заглядывать в них нельзя. Там стоят фотокамеры, снимки с которых потом они у себя опубликуют в газетах. И мы, дети, панически пугались и обходили эти машины.
Нынешняя история с украинцами напоминала это. Но они настолько проникли сюда и укоренились, что выхода не оставалось. Поэтому, когда пришло время звонить, красноволосая сестричка Настя подошла к доске и внимательно изучила столбики цифр, на ней записанные. Показав на некоторые из них, Настя посмотрела на меня. Я кивнул.
Конечно, она делала нечто выходящее за рамки. Любые контакты с внешним миром были исключены. Но она согласилась помочь только из-за непонятной пока симпатии. Я был уверен в своих словах, хотя и наврал ей про свой номер в списке.
Видимо, это не укрылось от зрения наших врагов. На своём внутреннем экране, я видел, как гаснут окна домов на улице Мира. Изменённый телефонный код заставлял неправильно работать электричество и прочие удобства, включая канализацию. В течение ночи город подвергался страшной опасности. Мы с Настей несколько раз звонили туда, но оставались без ответа. Как и следовало ожидать, украинцы перехватили наш звонок. Более того, сообщили в нашу больницу обо всём. Среди ночи собрались все врачи, а я свернулся вдвое и обильно обделался. Все накинулись на Настю, так как считали её виноватой во всем. Она закрыла лицо руками и ушла.
Подоспела Скоробогатова, опытный доктор, в своем медицинском ведомстве званием генерал. Эту полную седую женщину призывали в экстренных, не требующих деликатности случаях. Под ее руководством две медсестры перевернули меня и промыли хлоркой, запах которой теперь больше вселял уверенность. На разного рода побегушки Скоробогатова всегда брала с собой медсестру Катю, красивую девушку с темными вьющимися волосами. Она и осталась со мной, до тех пор, пока я не переместился за океан, но об этом несколько далее.
Пришел задумчивый доктор, пощупал мою ногу.
– Ну, ничего. Завтра Вас придут перевязать. А вот Вы не знаете, для чего такой сыр колбасный бывает?
В самом деле, на стойку капельницы у соседа был воткнут громадный кусок сыра. Мы не могли найти объяснение этому факту.
Впрочем, в течение следующего дня я почувствовал, что в этой больнице становится не так грустно. Ощущая улучшение настроения, я начал было клеиться к Кате, но почувствовал, что она не мой тип. Бывает так, девушка симпатичная, но какая-то в ней кармическая обреченность. И ничего с этим не поделать.
А у моей новой знакомой Скоробогатовой также заметно улучшилось настроение. И хотя у неё как у медицинского генерала не было особенных дел, она всё равно на следующий день притащилась в больницу, с подзорной трубой и слегка навеселе. Все понимали, что она в свободное время поддаёт, но относились к этому снисходительно, так как она была заслуженный врач. Но смеялись над её подзорной трубой:
– Зачем вам это старьё, этот хлам?
– А, ничего вы не понимаете, – отвечала Галина Сергеевна.
И уходила куда-то весело добавить. Возвращалась с блестящими глазками. Галина Сергеевна с подзорной трубой стала бесплатным аттракционом всего отделения. Как драгоценность, она не выпускала её из рук.
– Я купила земельный участок под Таганрогом, – сообщала она сестричкам. – Знаете, какие там места? У, Вы не знаете. С помощью этой трубы я буду высматривать там для себя новые богатства.
– Да все равно это старьё, никуда не годится.
Медсестра Катя тем временем делала мне укол, и меня снова потянуло к ней, столько в ней было родного, чего так не хватало вокруг.
– Я знаю, для чего могла бы пригодиться Ваша труба, – сказал я.
– Вы?
– А я по образованию астроном.
– Ну, так Вы мне тогда очень нужны!
После того, как я позорным образом обделался, мне были необходимы новые союзники. И я стал напрягать все свои знания.
– Вы увидели бы в неё самые ценные, самые неожиданные запасы. Все дело в том, что силовые магнитные линии Вашего участка «вморожены» в плазму. Линзы трубы позволят разглядеть эту плазму. Вы не знаете, но всё кругом заполнено плазмой, и у Вас её полным–полно.
– Видите, я говорила Вам. Смотрите, какой умный!
Весь персонал, Галина Сергеевна и врачи, обступили меня.
– Так вы подумаете ещё, как применить мою трубу?
– Да, направление очень перспективное. Я буду думать об этом день и ночь.
– Он мне напоминает – знаете кого? – сказала всем Галина Сергеевна. – Юру Субботина!