— Ай! Как ты могла забыть! — воскликнул Фан Дэ. — Да это тот самый начальник уголовного следствия, господин Ли, который тогда спас мне жизнь. Я-то убежал, а он, оказывается, из-за меня потерял чин и должность. Сейчас он направляется в Чаншань к правителю области, а здесь проездом. Старший надзиратель Ван Тай тоже при нем.
— Ах, вот это кто!.. И много ты собираешься дарить ему?
— Это мой благодетель, мой второй отец, вторая мать, подарок должен быть щедрый.
— Десяти кусков шелка хватит?
Фан Дэ громко расхохотался:
— Ну и шутница ты! Моему-то благодетелю! Твоих десяти кусков шелка в подарок его слуге и то будет мало.
— Глупости! Ты вот начальник уезда, но твоим собственным слугам ни разу не выпадало счастье получить в подарок десять кусков шелка, а тут, извольте, какому-то слуге проезжего просителя — и целых десять кусков! Нет уж, шелк мне самой нужен, ничего из этого не выйдет... Прибавлю еще десять кусков, и пусть он побыстрей убирается!
— Как можно быть такой бездушной! — возмутился Фан Дэ. — Ведь он спас мне жизнь, мало того — дал мне денег на дорогу, а сам потерял должность и чин. Что двадцать кусков шелка по сравнению со всем этим?!
Жена Фан Дэ была женщиной скаредной, ей и с двадцатью кусками было жаль расставаться. Только потому, что Ли Мянь спас ее мужа, она великодушно согласилась отдать их и то считала это невесть какой жертвой, а ему, видите ли, все было мало.
— Ну, а сто кусков хватит? — спросила она умышленно.
— Ста кусков хватит только на подарок Ван Таю, — ответил Фан Дэ.
«Сто кусков Ван Таю! Сколько же тогда нужно Ли Мяню?» — подумала жена Фан Дэ и уже с явным раздражением сказала:
— Ну, если Ван Таю сто, то в подарок начальнику уголовного следствия надо по крайней мере пятьсот кусков!
— И этого будет мало, — заявил Фан Дэ.
Женщина разозлилась не на шутку:
— Раз так, может быть, дашь тысячу?
— Ну, это еще куда ни шло.
Слышать такое было сверх ее сил.
— Ну и ну! Да ты рехнулся! — завопила она и плюнула мужу в лицо. — Давно ли ты стал начальником и много ль принес мне в дом добра, чтобы так его разбазаривать?! Да если ты даже меня самое продашь, и то не наберешь и половины!.. Где нам взять столько шелку, чтобы одаривать людей?!
— Госпожа, можно ведь поговорить по-хорошему, посоветоваться. Зачем злиться? — говорил Фан Дэ, видя, что жена окончательно выходит из себя.
— О чем тут советоваться! — кричала она. — Есть у тебя — иди и дари! Меня нечего спрашивать!
— Ну, раз ничего нет, придется взять из казны, — пробормотал Фан Дэ.
— О-хо-хо! Ишь какой храбрый! Казна — это государственные деньги. Как смеешь ты брать их для себя лично?! А если вдруг нагрянет ревизия, что тогда ответишь?
Фан Дэ смутился.
— Ты, конечно, права, — ответил он. — Но ведь благодетель наш скоро уезжает... Как же быть? — Он уселся в стороне и задумался.
А у жены Фан Дэ, которая поняла, что муж во что бы то ни стало решил преподнести Ли Мяню дорогой подарок, сердце разрывалось на части. Пожалуй, если бы от нее кусок мяса отрезали, и то не было бы ей так больно. И недобрая мысль пришла ей на ум.
— Какой же ты мужчина! — бросила она мужу. — Если ты подобные дела не можешь решить, то где тебе быть большим начальником! Вот что — я знаю хороший выход: потрудишься раз, зато уж навсегда избавишься от забот.
Фан Дэ решил, что жена придумала что-то дельное, и поспешил спросить:
— Что же ты предлагаешь?
— Есть такое старинное изречение: «За великие благодеяния не благодарят», — сказала она. — Так вот тебе мой совет: сегодня же ночью подкараулить его, прикончить, и дело с концом.
— Дрянь ты этакая! — багровея от ярости, закричал Фан Дэ. — Ведь это из-за тебя я тогда чуть не расстался с жизнью: просил у тебя материи — не дала, пошел по знакомым — заманили в шайку. Если бы не этот мой благодетель, который, рискуя потерять должность, выпустил меня из тюрьмы, разве сейчас мы сидели бы здесь с тобой? Вместо того чтобы посоветовать мне сделать какое-нибудь доброе дело, наущаешь на злодейство и подстрекаешь убить моего благодетеля!.. Да как же ты можешь! Какое же у тебя сердце?!
Видя, что Фан Дэ все больше и больше распаляется, женщина приветливо заулыбалась и сказала:
— Да я ведь из хороших побуждений. Чего ты рассвирепел? Выслушай меня: права я — согласись, нет — не надо, что тут особенного?
— Ну, говори, в чем твоя правота?
— Вот ты до сих пор обижен на меня за то, что я тогда не дала тебе материи. Но поразмысли сам: семнадцати лет я пошла за тебя, и с тех пор изо дня в день все, что нужно, в доме — ну есть ли хоть что-нибудь, что бы не делалось именно благодаря мне? Так неужели я пожалела бы для тебя каких-то двух кусков материи? Разве в этом дело? Я слышала, что некогда был такой *Су Цинь. Когда ему не везло, домашние умышленно обращались с ним худо, чтобы подзадорить его; и в конце концов именно благодаря этому он потом добился поста министра. Вот я тогда и понадеялась на этот пример и решила таким же путем подзадорить тебя. Но тебе уж слишком не везло... Ты угодил к разбойникам, а ни воли, ни решительности Су Циня у тебя не было — вот ты и остался у бандитов, пошел с ними безобразничать. И если получил по заслугам, то во всем сам и виноват. При чем тут я?! И потом, неужели ты думаешь, что твой Ли Мянь из одного благородства и человечности отпустил тебя?
— Ты хочешь сказать, что это не так?
Женщина рассмеялась:
— Эх, что толку, что голова у тебя на плечах, если ты даже таких вещей не можешь понять. Ведь все эти чиновники по уголовным делам, как правило, люди жадные и жестокие. Попадись к ним в руки их лучшие друзья и ближайшие родственники, они и их не пощадят. С какой стати было такому чиновнику жалеть тебя, постороннего человека, добровольно жертвовать своей должностью и за здорово живешь освобождать важного преступника?! Просто когда он узнал, что ты главарь шайки, решил, что наверняка у вас запрятано добро и что у тебя найдется чем отблагодарить, если он тебя отпустит. Он дал бы подчиненным, преподнес начальству, и хорошим считался бы на своем посту, и в карман себе кое-что положил бы. Иначе с чего ради стал бы он из всей шайки отпускать тебя одного? Разве мог он предположить, что ты последний бедняк, что впервые пошел на такое дело, что удерешь и больше не покажешься ему на глаза и что он сам лишится должности? А нынче разузнал, что ты здесь начальник, — и тут как тут.
Фан Дэ только качал головой.
— Этого быть не может. Он отпустил меня из добрых побуждений, ничего другого в мыслях у него не было. Ехал он сейчас в Чаншань, а не ко мне, и встретился здесь со мной случайно. И то, когда заметил меня, отвернулся, не пожелал подойти — не хотел отвлекать меня от дел. Нет, не явился он сюда специально, чтобы найти меня, и не нужно такими подозрениями порочить хороших людей.
— Эх! — вздохнула женщина. — Да ведь он врал, когда говорил, что направляется в Чаншань. Как же ты мог этому поверить? Достаточно того, что он взял с собой Ван Тая. Этим одним он выдал себя с головой.
— И что с того, что он взял с собой Ван Тая? — недоумевал Фан Дэ.
— Ну и болван же ты! Если Ли Мянь знаком с губернатором Янем, то, может быть, и вправду едет навестить его. Ну, а этот Ван Тай, тюремщик столичного округа, — он что, по-твоему, тоже старый друг губернатора Яня и едет к нему в гости? Вот они вместе и отправились! А в том, что Ли Мянь отвернулся, как раз и был коварный расчет — посмотреть, подойдешь ты к нему или нет. Если бы он действительно направлялся в Чаншань, разве согласился жить здесь так долго?
— Да он и не соглашался, — возразил Фан Дэ. — Это я его просил остаться и в конце концов уговорил.
— И здесь он хитрил — просто хотел испытать, искренне твое отношение к нему или нет.
Фан Дэ вообще был человеком нерешительным, и слова жены зародили в нем сомнение. Он тяжело вздохнул, но не проронил ни слова.
— Как бы там ни было, а за это добро не отблагодаришь! — твердила свое жена Фан Дэ.
— Что значит — «не отблагодаришь»?
— А то и значит: мало ему преподнесешь — он разозлится, возьмет да и выложит все дело, где надо. Прощай тогда твоя должность. Да что там должность... Схватят, как беглеца-разбойника, так, пожалуй, и с жизнью придется распрощаться! А щедро отблагодаришь — сделает правилом: так и будет от одного раза до другого приходить и требовать свое. Конечно, если ты собираешься всякий раз преподносить ему дорогие подарки, все будет в порядке, но если хоть в чем-то не угодишь ему, он опять-таки выдаст тебя, и тоже от ответа тебе будет не уйти. Разве не ясно, что надо положить этому конец? Исстари говорят: «Силен тот, кто первым бьет». Если сейчас ты не поступишь так, как я советую, придет время — и слова мои сбудутся. Только жалеть-то будет уже поздно!