Алхимики, хвастающиеся своим искусством, похищают серебро
Эти строфы написаны *цзеюанем *нашей династии — *Тан Инем. Действительно, есть на свете такие люди. Именуют они себя алхимиками да изощряются в разных хитростях, чтобы надуть жадных и доверчивых людей: уверяют, будто умеют добывать из лекарственных трав философский камень, могут превращать свинец в золото, ртуть — в серебро, что, мол, называется это искусством *«желтого и белого» или «тигельным делом». Им только бы заполучить серебро, якобы служащее «серебром-матерью», а потом при первом удобном случае они скрываются вместе с денежками, и называется это у них «захватить тигель».
Однажды некий *даос, предлагая свое искусство Тан Иню, пристал к нему:
— В вас, уважаемый цзеюань, есть что-то от небожителей и бессмертных, и вам удалось бы это дело.
— Послушай, ты ведь ходишь в одних лохмотьях, и раз уж ты владеешь таким искусством, почему бы тебе не выплавить хоть немного серебра для себя самого? Что ж тут о других заботиться! — не без ехидства ответил ему Тан Инь.
— У меня только и есть что мое искусство, — говорил монах, — а природа меня ничем не одарила. Вот я и ищу человека, которому на роду было бы написано большое счастье, чтобы вместе с ним работать. У меня такого счастья нет, и в одиночку я ничего сделать не смогу. Вам, я вижу, уготовано счастье, потому и прошу вас присоединиться ко мне. На нашем языке это называется «найти опекуна».
— Вот что, — сказал Тан Инь, — мне до твоего искусства и вообще до того, о чем ты тут разглагольствовал, дела нет. Могу в помощь тебе дать свое счастье, а получишь золото, поделим пополам.
Монах понял, что Тан Инь издевается над ним, и ушел. Вот по этому-то поводу, желая раскрыть людям глаза, Тан Инь и написал стихи об алхимиках.
Однако среди алхимиков есть до того изворотливые краснобаи, что их подобными ответами не смутишь. Почему же? — спросите вы. Они станут уверять, будто чудодейственное искусство алхимии нельзя хранить в тайне; будто найти философский камень можно лишь вместе с человеком, в котором есть нечто от небожителей и бессмертных; будут разглагольствовать о том, что, если внутренний камень готов, готов будет и внешний и так далее, и тому подобное. Само собой, в этих разговорах есть доля истины. Взять хотя бы получение философского камня. Разве это не искусство бессмертных? Однако небожители оставили людям тайну изготовления золота только для того, чтобы помогать им в несчастье. Да и то святой *Люй Чуньян беспокоился, что через пятьсот лет такое золото превратится в исходную материю и подведет людей. Но разве Люй Чуньян когда-нибудь говорил, что эта тайна дается для того, чтобы кто-то мог покупать себе имущество и земли, заводить жен и плодить детей, — словом, для того, чтобы богатеть и процветать? Нет!
Взять, например, *Ду Цзычуня; ведь когда он повстречал святого, который нуждался в «опекуне», и стал с ним искать философский камень, они были почти у цели, но дело провалилось только из-за того, что Ду Цзычунь не смог подавить в себе страсти к женщине.
А нынче все эти жадные люди содержат у себя целые гаремы красавиц, покупают дома, земли и только норовят, как бы побольше урвать. Подумать только! При этом они еще рассчитывают с помощью каких-то даосов-чревоугодников все-таки добыть философский камень, поблаженствовать на своем веку да еще оставить кое-что сыновьям и внукам. Нужно же быть такими глупцами! Ведь стоит только призадуматься над словами: «Когда получится внутренний камень, то получится и внешний». Так можно ли забыть о внутреннем совершенстве и думать только о том, как бы добыть серебро? Да ведь одной этой мысли достаточно для того, чтобы никогда не найти философского камня.
Ты скажешь, читатель, что самый последний глупец и тот должен понять, что получение золота и серебра — пустая трата времени. Но, как ни странно, именно самые умные люди на свете и попадаются на эту удочку.
Я расскажу вам сейчас об одном богаче из *Сунцзяна по фамилии Пань. Молодой человек числился *сюцаем при *Гоцзыцзяне, обладал большими знаниями, незаурядным красноречием и был человеком чрезвычайно интересным. Единственной его слабостью была слепая вера в алхимию. Ну а, как говорится, «рыбак рыбака видит издалека», и не удивительно поэтому, что вокруг него беспрерывно вертелись маги-волшебники, на которых он по мелочам истратил порядочную сумму денег и которые раз за разом его надували. Но Паня это нимало не смущало. «Не везет мне, не довелось встретить настоящего алхимика. Ведь в глубокой древности это искусство уже было известно. Значит, — рассуждал Пань, — когда-нибудь и я добьюсь своего. А мои мелкие неудачи — просто пустяки, о которых и говорить не стоит». И он еще больше отдавался алхимии. Между тем «знатоки» философского камня рассказывали друг другу о Пане; вскоре тем из них, кто жил поблизости, и тем, кто подалеку, имя Паня стало хорошо известно, и каждый из них только и помышлял, как бы облапошить молодого человека.
Как-то осенью Пань отправился на прогулку по озеру *Сиху и снял себе комнату в *Ханчжоу. Вскоре он обратил внимание на то, что рядом в садовом павильоне расположился один приезжий. Человек этот прибыл сюда с какой-то женщиной, с целой свитой слуг и с большим багажом. Женщина, весьма привлекательная, как удалось разузнать Паню, была женой приезжего. Сосед Паня каждый день нанимал самую большую и самую красивую джонку. На джонке устраивались роскошные пиры с музыкой и пением. Супруги катались по озеру, услаждая себя вином, напевая песни и играя на выпивку. При этом весь стол был уставлен изящными чарками и винными сосудами, по большей части золотыми и серебряными. Под вечер они сходили на берег, и в павильоне вспыхивали свечи и фонари. Всех, кто только им ни прислуживал, приезжий щедро одаривал.
Пань, сидя у себя и наблюдая за всем этим, недоумевал: «Я сам не беден, но разве могу себе позволить так сорить деньгами! Не иначе, это богач первой руки, что-нибудь вроде *Тао Чжу или И Дуня».
Восхищенный соседом, Пань спустя некоторое время послал слугу выразить ему свое уважение; затем состоялось их знакомство.
— Нет человека, который мог бы сравниться с вами в богатстве, — обратился Пань к новому знакомому, пользуясь удобным моментом.
— О, это сущие пустяки, — скромничал приезжий.
— Вы столько тратите каждый день! Верно, серебра и золота у вас до небес, иначе давно бы разорились.
— Даже если бы мои богатства достигали небес, и то не трудно было бы истощить их — стоит только начать тратить, — возразил Паню собеседник. — Тут надо знать средство, чтобы деньги не переводились.
Пань насторожился:
— Что вы имеете в виду, говоря о таком средстве?
— Об этом, знаете, не принято говорить так, между прочим.
— Но все-таки, прошу вас, — настаивал Пань.
— Вы можете не понять меня, да и вряд ли поверите, — сказал тот и своим уклончивым ответом еще больше заинтриговал Паня, который стал умолять его рассказать, о чем идет речь.
Наконец собеседник, удалив слуг, прошептал Паню на ухо:
— У меня есть масса «девяти превращений». С ее помощью я могу превращать свинец и ртуть в золото. Стоит мне выплавить философский камень, как золото становится для меня все равно что глиняный черепок. Что же мне им дорожить?!