На мои рот и нос опустилось что-то с запахом эфира, голова закружилась и все поплыло перед моими глазами. Кто-то в белой маске пристально смотрел на меня, но я уже не понимал кто. Я изо всех сил рефлекторно дернулся, но тщетно — фиксация была надежной.
Перед моими глазами на черном фоне заметались бесчисленные огненные точки. Голову наполнял неясный гул, призрачные голоса звучали где-то на краю сознания. Я падал, плыл, растворялся в пустоте. Думаю, это были сны. Но я забыл их…
Я начал выходить из-под наркоза. Все было туманно, но я чувствовал, что рядом со мной были Элис и сэр Джон.
— Все получилось! — объявил сэр Джон, и Элис тоже говорила что-то, но я не помню что. Долгое время мы говорили о чем-то, я нес бред из тех, что обычно бормочут выходя из-под воздействия эфира, они подбадривали меня немного торжественно. Но через некоторое время я осознал тот факт, что они собираются уйти. Вдруг, бог знает почему, я осознал, что они не должны уходить. Что-то кричало в моей голове, что они должны остаться, и ничто не может объяснить этой странности, кроме как последующие события. Я начал уговаривать их остаться, но они лишь улыбнулись и сказали, что они собираются поужинать. Я пытался удержать их, но они любезно попрощались и, пообещав вскоре вернуться, ушли. Кажется, я даже немного всплакнул, как ребенок, но сэр Джон что-то сказал медсестре, а потом они ушли, а я уснул…
Когда я снова проснулся, моя голова была достаточно ясной, но отвратительная вонь эфира, казалось, пропитала все вокруг. В тот момент, когда я открыл глаза, я почувствовал, что что-то произошло. Я спросил, где сэр Джон и Элис. Я видел, как странное удивление на миг изменило черты лица медсестры. Но через миг ее лицо вновь стало маской бесстрастия. Она буркнула пару общих успокоительных фраз и сказала, что мне надо спать. Но я не мог спать. Я был абсолютно уверен: что-то случилось с ними, с моим другом и женщиной, которую я любил. Но все мои настояния не принесли пользы, медсестра молчала. Наконец, она вколола мне снотворное, и я снова заснул.
Два дня я ничего не слышал ни о сэре Джоне, ни об Элис. Я волновался все сильнее, но медсестра продолжала играть в молчанку. Все, чего я добился, было невнятной фразой о том, что они уехали куда-то, на два или три дня.
А затем, на третий день, я узнал правду. Сестры думали, что я спал. Ночная медсестра только пришла, чтобы сменить свою предшественницу, дежурившую днем.
— Он не спрашивал о них снова? — спросила она.
— Да, бедняга. Я вряд ли смогу заставить его молчать.
— Мы должны держать все в тайне от него, пока он полностью не выздоровеет.
Наступила долгая пауза, и я с трудом мог контролировать свое вымученное дыхание.
— Как неожиданно! — продолжала первая. — Погибнуть так…
Я не расслышал о чем они говорили дальше, поэтому, вскочив с кровати, со слезами взмолился:
— Быстро! Ради бога, скажите мне, что произошло!
Я спрыгнул на пол и схватил одну из сестер за воротник. Она была в ужасе. Со сверхчеловеческой силой я сдавил ей шею.
— Скажи мне! — кричал я. — Скажи мне… или я!..
Она рассказала мне, что знала.
— Они погибли, — всхлипнула она. — Они ехали в такси… Случилось столкновение!
И в этот момент толпа медсестер и санитарок ворвалась в палату, и меня опять уложили в кровать…
Следующие несколько дней не сохранились у меня в памяти. Все эти дни я бредил, и ничего из содержания моего бреда не сохранилось в моем разуме. Я не могу выразить чувства, которые испытал, когда наконец обрел ясный разум снова. Между моими старыми эмоциями и любыми попытками выразить их в словах, или даже запомнить их, встала непреодолимая стена перемен. Я не мог понять, что должен чувствовать, и не могу выразить это.
Я знаю, что в течение нескольких недель находился в депрессии, за пределами всякого страдания, какое я когда-либо представлял себе раньше. Только двое друзей было у меня, и вот их не стало. Я остался один. И впервые я остро осознал, что в моем новом статусе это одиночество будет вечным…
Потом я выздоровел. Каждый день я ощущал, как росла во мне странная новая сила, невероятная сила, которая дарила мне вечную жизнь. Медленно мои страдания сошли на нет. Через неделю я начал понимать, что все эмоции вроде любви и красоты стали мне абсолютно чуждыми. «Я не выдержал», — подумал я сначала. Я посмотрел в окно, любуясь золотым солнечным светом и голубыми тенями, и пробормотал: