Подойдя к мертвому медведю, я приподнял его лапу и попытался перевернуть на бок, но он оказался очень тяжелым. Это был тот самый медведь, за которым гнался шатун.
— Что-то не видно следов драки? — спросил Авдеев.
— Дрались они на вершине сопки. Там его шатун и прикончил, а потом стащил на край оврага к валежине: видишь, волок с сопки. Здесь ему спокойнее было пожирать свою добычу, по таким местам не только охотники, даже волки не ходят. На ползимы еды хватило бы. Давай-ка теперь посмотрим, не попало ли шатуну.
Осмотрел я истоптанный медведем снег, кустарник — ни срезанного пулей волоса, ни кровавых брызг. Выходит, промахнулись. Ведь для рикошета пули бывает достаточно на ее пути одного мерзлого прутика и даже травинки. По следам было видно, что медведь сильно испугался выстрелов. Возможно, что пуля какая-то его все-таки слегка задела — уж очень долго он мчался широкими прыжками. И только перебежав речку, шатун успокоился, перешел на шаг. Начал было подниматься на водораздел, но тут его снова что-то встревожило, и давай он перемахивать через кусты.
До вечера гнались мы за ним. Смертельно устали. Заночевали на следах, а утром решили, что погоня бессмысленна, и повернули обратно. Так ни с чем и вернулся я в Хабаровск. А через месяц пришла телеграмма из Еловки: медведь убил старшеклассницу Надю Ивашину, приехавшую на зимние каникулы к родителям.
— Вот к чему привел твой промах, — заявил мне старший госохотинспектор. — Отправляйся опять на Бурею и без головы этого медведя не возвращайся.
Не буду рассказывать про горе родителей погибшей девушки. С медведем она столкнулась вечером, когда шла через огороды навестить подругу. Здесь он ее и схватил. Охотники потом гнались за ним двое суток, но безуспешно.
Никогда в жизни я не преследовал зверя с таким яростным желанием убить. На мое счастье, шатун наткнулся на добытого каким-то охотником лося. Наевшись до отвала мяса, он перетащил тушу в густые заросли лиственничника, загреб ее снегом, завалил валежником и лег рядом. Попробуй-ка сунься!
Все это я рассмотрел после, а тут, с ходу, увидев несколько одинаково свежих медвежьих следов, растерялся: какой из них последний? Пробираюсь сквозь густые заросли, а сам оглядываюсь по сторонам — хочется застать медведя на лежке. Снег был пушистый, двигался я бесшумно, но медведь почуял меня раньше, чем я его увидел. Получилось так, что мы скрадывали друг друга, и лишь выйдя на поляну, каждый увидел своего противника. Я замер, а медведь, рявкнув, перешел в атаку. Делая высокие прыжки, он быстро приближался ко мне. Теперь все зависело от верности моего выстрела. Вскинул я карабин и, поймав на мушку его широкий лоб, выстрелил почти в упор. Тихим послышался мне выстрел, словно дерево лопнуло от мороза, но медведь мгновенно сунулся головой в снег и, перевернувшись через спину, едва не задел меня задней лапой.
В страшные минуты своей жизни я всегда действовал спокойно, не торопясь. В руках появлялась уверенная твердость. Лишь после, когда опасность проходила, меня охватывала какая-то слабость, по телу пробегала дрожь. Так было и на сей раз.
Постояв несколько минут без движения и убедившись, что зверь мертв, я подошел и потрогал его ногой. При виде убитого матерого хищника я не испытывал всей полноты радости: угнетало сознание, что поздно уничтожил его. Время все приглушает, но долго не мог я простить себе, что тогда с Авдеевым упустил опасного зверя на горе людям.
В Хабаровск мы с Добровым вернулись большими друзьями. Прощаясь со мной, он протянул на ладони стертый медвежий клык:
— Того шатуна… Возьмите на память.
С тех пор храню его и вспоминаю о Лазаре Доброве — замечательном охотнике и прекрасном человеке.
ЗА СЛОНОВОЙ КОСТЬЮ
В кабинет директора Хабаровского краеведческого музея вошел низкого роста пожилой человек.
— Иван Григорьевич Сотов, — назвал он себя и протянул мне руку. — На дне реки Иоткан лежит большой бивень мамонта. Я смотрел сейчас клыки, выставленные в вашем музее, — он больше. Если интересуетесь, могу показать свою находку.
— Позвольте, но до Иоткана далеко. Ведь он впадает в Маю.
— Абсолютно верно! — подтвердил Сотов. — Сядем на самолет и сегодня же вечером будем на месте.
Предложение Сотова становилось заманчивым, и я согласился.
До Курун-Уряха шесть летных часов. Обычно в сентябре на побережье стоит хорошая погода, но нам не повезло. Нынешняя осень оказалась дождливой, и самолеты в течение двадцати дней не летали на Север. В Николаевске-на-Амуре мы «засели». Ветер наносил с моря низкие тучи. Частый мелкий дождь, подхватываемый ветром, падал не сверху, а как-то сбоку. Но к концу дня дождь прекращался, сквозь тучи проглядывало солнце, и я спешил к диспетчеру.