- Как же без него? Больше ведь некому, - проворчал себе под нос Горачек.
- Что? О чем это ты? - встрепенулся было инспектор, но его приятель лишь махнул рукой.
- Послушай, Франта, давно хотел у тебя спросить, ты же вроде таксу держишь, и как это, держать собаку?
- Собаку? - протянул сбитый с толку Шеер, потом вдруг усмехнулся и выставил перед собой обе ладони. - Постой, Яничек, знаю-знаю, ты меня сейчас станешь расспрашивать о всякой ерунде, а когда мое терпение лопнет, скажешь, что давно мечтал завести собаку и хочешь знать, как ее надо воспитывать, чтобы она не грызла мебель и приносила по утрам тапочки.
Да на кой мне твоя собака... - Горачек прикрыл глаза и замолчал. Инспектор поддержал его молчание, хотя явно это стоило ему немалых усилий. - Ладно, об этом убийстве...
- Постой, - Шеер выражением лица показал, что, мол, просит прощения и впредь перебивать не станет, - ты имеешь в виду убийство Гоштейна?
- Гоштейна. Пани Даничева жива. Думаю, она уехала... далеко. Ты, на всякий случай, сделай запрос или просто поговори о ней, с кем там положено говорить в Советском посольстве. - В ответ на удивленное лицо инспектора, Горачек пожал плечами. - Ведь это только моя версия. Кое-что тут, конечно, следует проверить, а кое-что и значения не имеет. Она уехала, полагаю, насовсем. Адам Гоштейн об этом знал, видимо, ее отъезд и был причиной ссоры между ними.
- Другими словами, скорее всего, старик вскоре написал бы новое завещание? - инспектор подался вперед в своем кресле. - Но почему ты решил, что пани Даничева...
- Наверное, и переписал бы... Даничева? Во-первых, содержание найденной сумочки было немного необычным. Нет ключей. Если бы это случилось до убийства Гоштейна, тогда... В любом случае, без ключа от собственной квартиры... Одна сережка. Моя Рада такие вещи тоже хранит в старой сумочке. И еще, вместо духов - пузырек с шампунем. Сунуть его туда мог только мужчина, по ошибке, не прочитав этикетку.
Во-вторых, квартира. Пустой, абсолютно пустой ящик комода. Вот скажи мне, у твоей жены в комоде может быть пустым хоть один ящик? Нет никаких документов. И чемодан. Отвратительный чемодан, старый, его давно на помойку надо выкинуть, а главное - огромный. Дамочка такой чемодан от земли не оторвет. Еще... Что еще? Да, рукопись... То есть на пишущей машинке отпечатанный текст. Она что-то такое исключительно для себя сочиняла. Ее сосед так говорит, что только для себя. Однако печатала через копирку, а в ящике экземпляр только один. Значит второй она забрала с собой.
- А тогда?..
- Инсценировка. Убийство Гоштейна в утренние газеты попасть не успело, а вечером Барта прочел о его смерти. Если бы учитель знал, куда уехала его подруга... Барта не знал, а потому испугался за нее. Отнес в квартиру Зои свой чемодан, может быть и зубную щетку, почему нет? Нашел дома ее старую сумочку, и подбросил на мосту точно перед полицейским патрулем.
- Допустим, хорошо. Советское посольство, говоришь? Да, я слышал о потерянном сыне. Но двадцать лет... - инспектор хмыкнул.
- Двадцать, - эхом отозвался его приятель. - А что касается убийства Гоштейна, - Горачек вдруг поднялся с кресла, подошел к двери в коридор и распахнул ее. Стали слышны приглушенные, неразборчивые голоса из соседней комнаты. Затем комиссар направился к письменному столу и, сняв трубку телефонного аппарата, свободной рукой принялся что-то искать в кармане пиджака. Наконец, на свет был извлечен клочок бумаги, сверившись с цифрами на этом клочке, Горачек набрал номер.
Телефон зазвонил где-то далеко, один звонок, второй, третий, рядом скрипнула дверь, по паркету негромко застучали каблуки, комиссар положил трубку и сам себе кивнул.
- И что это значит? - из глубины кресла в нетерпении подал свою реплику инспектор.
- Когда Адам Гоштейн вернулся с фронта и привез с собой молоденькую подружку, как думаешь, к этому отнеслись сын и экономка? Филипп совсем недавно потерял мать, а пани Полакова - хозяйку. Сомневаюсь, что Филипп по малолетству счел отца предавшим память своей супруги, а вот Элишка Полакова... Кстати, парнишку-то воспитывала она, и решение старого Гоштейна лишить своего сына наследства ее возмутило. Опять же у пани Полаковой было больше всего возможностей ознакомиться с уже написанным и лежащем в ящике стола завещанием, она же могла подслушать разговор Адама и Зои, а значит она знала, что пани Даничева не вернется из России за завещанным ей имуществом.
Смерть своего хозяина экономка предполагала выдать за несчастный случай, когда же этот план разрушил доктор, то пани Полакова тут же "вспомнила" о незакрытой входной двери. Кстати, о докторе, пани Полакова почему-то позвонила сначала Филиппу, а уже потом врачу. Почему? Очень просто. Когда она говорила с молодым Гоштейном, его отец был жив и мирно спал в кровати. Элишке было необходимо убедиться в алиби Филиппа, ведь именно он мог стать главным подозреваемым в случае... при неудаче. Пани Полакова не могла звонить в ресторан из кабинета, так она рисковала разбудить старика, и Филипп перезвонил ей по этому самому номеру, - Горачек протянул, наконец, инспектору обрывок странички из блокнота. - Согласись, было бы странно в момент смерти старика идти в другой конец дома, чтобы позвонить по телефону, когда можно... - комиссар показал рукой на аппарат, поблескивающий бронзовым диском с цифрами с письменного стола.
- М-м-да, - Шеер взял бумажку, аккуратно убрал ее в портмоне, прошелся из угла в угол и вдруг спросил: - А Магель? Ты ведь для него... Наверное, ему надо сообщить о том, что это твоя заслуга, или...
- Как хочешь, - пожал плечами Горачек.
- Нет, как же, зачем тебе тогда вся эта морока с расследованием?
- Считай, что мне бы хотелось восстановить мировую справедливости, - усмехнулся Горачек.