Педро Альмодовар
Углы и отзвуки
Углы и отзвуки
Еcли бы существовал «Оскар» за лучшие титры, в этом, 1995 году я присудил бы его фильму Уэйна Ванга и Пола Остера «Дым».[1]
Титры возникают на фоне черно-белых фотографий, под песню Тома Уэйтса, которая царапает тебе сердце изнутри. Фотографии — это иллюстрации к рождественской истории, которую Харви Кейтель только что рассказал Уильяму Херту. Этот фильм стоит посмотреть хотя бы ради того, чтобы в конце поплакать под титры.
Но и это еще не все: у героя Кейтеля есть привычка каждый день фотографировать один перекресток в Бруклине, всегда один и тот же. Он проделывает это годами. Он собирает эти снимки — почти идентичные и все же такие разные, как Линда Хант и Пилар Урбано,[2] — в альбомы, которые потом показывает потрясенному Уильяму Херту.
Я тоже давно снимаю один и тот же угол[3] — начало Гран-Виа, вид с улицы Маркес-де-Кубас. Угол Феникса.
Этот угол меня завораживает (и не только меня). Много лет назад я часто снимал его от фонтана Сибелес — из окна машины или бросая вызов дорожному движению. Но теперь я переехал и по случайности живу совсем близко. По случайности ли?
Не знаю. Мне пришлось порвать со многим, включая одну любовную связь, прежде чем я обосновался по моему нынешнему адресу. Возможно, этот разрыв, сотрясение или множественный перелом явился ценой, которую мне пришлось заплатить, чтобы оказаться рядом с этой достопримечательностью.
Можно сказать, что теперь я живу с ней. Я фотографирую ее каждый день. Она меня умиротворяет, отвлекает и беспокоит.
Кстати, насчет снимков и беспокойства: Кортасар написал чудесный рассказ про случайную фотографию, мимоходом сделанную в каком-то парке. В кадр попал лежащий в кустах покойник. Простым взглядом этого было не различить. Антониони взял на себя труд воплотить слова Кортасара в изображении. Blow up.[4]
Прошло тридцать лет, Антониони не может ни разговаривать, ни шевелить руками. Он продолжает снимать фильмы. Ездит на фестивали, получает заслуженные призы и почести, как никогда активно живет публичной жизнью, его глаза по-прежнему лучатся умом и любопытством, но говорить он не может. Все, что ему удается, — это шевелить левым локтем, да и то при помощи жены.
Этот человек, как никто другой, умел рассказывать истории о непонимании и молчании, так что в нынешнем его состоянии можно разглядеть жестокую иронию, таинственный приговор…
Кинематограф — это язык, который говорит о будущем, хотя истории, которые мы рассказываем, основываются на прошлом.
Десять лет назад в «Матадоре» я уже забавлялся с этим утверждением. Диего Монтес и Мария Карденаль заходят в кинотеатр: сначала она убегает от него, потом он позволяет себя туда затащить. Показывают «Дуэль на солнце»,[5] последние минуты жизни главных героев: Грегори Пек и Дженнифер Джонс убивают друг друга и целуются на горном склоне.
Диего и Мария видят на экране свою будущую участь. Они тоже погибнут от рук и в объятиях друг друга.
Фильмы нашептывают нам секреты о нас самих (в «Кике» телевизор с фильмом Джозефа Лоузи «Маньяк»[6] «объясняет» Алексу Казанове, как была убита его мать).
Однажды в Париже я заходил вместе с Росси де Пальма[7] в магазин Мишеля Пери. Росси приобрела блядоватые ботиночки и сапожки выше колена, на новом этапе своей жизни она намеревалась открыть миру немалую часть своих ляжек. Пользуясь случаем, я тоже купил себе ботинки.
Позже, в отеле «Ланкастер», где я обычно останавливаюсь (в номере, в котором десять лет назад жила Марлен Дитрих), я с ужасом обнаружил, что, хоть это и был мой размер, надетые ботинки наотрез отказываются покидать мои толстенькие ноги.
И тут же в моей памяти вспыхнул образ Марисы Паредес из «Цветка моей тайны» (от которой, в свою очередь, тянется нить к одной из последних глав про Патти, я обнаружил это только что, приводя в порядок свои записи): Лео не может снять ботинки, которые муж подарил ей несколько лет назад. И мной овладело серьезное беспокойство. А еще я вспомнил, что до съемок «Женщин на грани нервного срыва» никогда не разбивал телефон, а когда проделал это, то руководствовался теми же причинами, что и Кармен Маура в фильме.
Если хорошенько поразмыслить и принять в Расчет отзвук, который мои персонажи оставляет в моей собственной жизни, то мне надо бы описывать только счастливые и благостные ситуации, в которых все складывается удачно и безупречно, безболезненно, но со смаком и т. п. Только у меня не получается.
Я страдаю больше обычного
Когда Курт Кобейн покончил с собой, я писал сценарий «Цветка моей тайны». На следующий день новость появилась во всех газетах. В одной из них публиковали последнее интервью певца. В заголовок была вынесена емкая и простая фраза: «Я страдаю больше обычного».
Я вырвал этот лист и сохранил его. У меня есть привычка без всякой системы и порядка вырезать газетные заметки (самые скандальные сцены моих фильмов взяты оттуда). Некоторые из этих заметок достались в наследство моей героине Лео. Я использовал их в убранстве ее письменного стола. Лео — писательница в творческом кризисе, и я хотел показать какую-нибудь из этих вырезок, чтобы дать понять, какими материалами Лео интересуется. Я хотел снять крупным планом заголовок про Курта Кобейна — «Я страдаю больше обычного», четыре слова, прекрасно подходящие для самой Лео.
Когда мы уже приступили к съемкам, я стал искать эту вырезку у себя на столе, но не нашел. Я нырнул в беспорядок моего кабинета, перерыл
груды книг, журналов, тетрадей, вырезок, блокнотов и брошюрок, однако все без толку. Тогда я попросил реквизиторов найти другой экземпляр статьи — уже с тревогой, поскольку помнил, что специально отложил эту статью для будущего фильма. В принципе, достать ту газету было не сложно: все помнили последнее интервью лидера «Нирваны», а некоторые даже видели тот заголовок. Мне вроде бы казалось, что он был напечатан в «Эль Мундо», но я предложил порыться и в других газетах. Мне приносили статьи, напечатанные сразу после гибели Кобейна, но той фразы я не видел нигде. Во всех материалах упоминалось о его великой тоске, но не в той лаконичной формулировке из четырех слов.
1
Выпущенный в 1995 г. фильм Уэйна Ванга по сценарию знаменитого писателя Пола Остера («Нью-йоркская трилогия», «Храм Луны», «Мистер Вертиго», «Тимбукту», «Книга иллюзий», «Ночь оракула» и др.) с Харви Кейтелем в одной из главных ролей; на титрах в конце фильма звучит песня Тома Уэйтса «Innocent When You Dream» с альбома «Frank's Wild Years» (1987). Том Уэйтс (р. 1949) — выдающийся американский музыкант, работающий на стыке джаза, фолка и авангарда, с характерно хриплым тембром голоса; с 1980-х гг. много работает в кино — у Дж. Джармуша, Р. Олтмена, Ф. Ф. Копполы и др.
2
3
Это тот же угол, что описан в 16-й главе заметок Патти Дифусы. На углу улиц Алькала и Маркес-де-Кубас стоит здание компании «Союз и Феникс», увенчанное статуей мифической птицы.
4
«Фотоувеличение» (1966) — фильм Микеланджело Антониони по мотивам рассказа Хулио Кортасара «Слюни дьявола», в главных ролях — Дэвид Хеммингс и Ванесса Редгрейв.
5
6
Эвелин Киз в главных ролях. Джозеф Лоузи (1909–1984) — американский режиссер, изучавший систему Брехта, приезжавший в Москву для знакомства с Мейерхольдом и Эйзенштейном; с начала 1950-х гг. работает в Европе, несколько фильмов снял по сценариям драматурга Гарольда Пинтера: «Слуга» (1963), «Несчастный случай» (1967), «Посредник» (1971, «Золотая пальмовая ветвь» в Каннах).
7
Испанская актриса, снималась у Альмодовара в фильмах «Закон желания» (1987), «Женщины на грани нервного срыва» (1988), «Кика» (1993), «Цветок моей тайны» (1995), у Р. Олтмена в «Высокой моде» (1994).