– А мне еще не поздно учиться? – произнес Халосет.
Скульптор в ответ весело хлопнул его по спине:
– Смотри, как бы мне не пришлось учиться у тебя.
Юноша смущенно улыбнулся.
– Ты многое постигнешь, мой ученик, – продолжал Тутмес. – Ты поймешь, что твоим вечным соперником, врагом и партнером станет камень – холодный, шершавый, коварный и непослушный, готовый в любой момент совершить предательство, раскрошившись от неловкого движения инструмента. Или вдруг обнаружит скрытую в глубине трещину – и тогда пойдет прахом и твой тяжелый труд, и бессонные ночи, и потерянное здоровье. Запомни, Халосет, что более опасного врага, чем камень, невозможно вообразить. Но зато при твоей победе над ним он станет лучшим и преданнейшим другом, хранящим на себе память о скульпторе на долгие годы, века, а может, и тысячелетия.
Юноша слушал его, завороженный.
Тутмес и сам увлекся, а затем вдруг неожиданно спросил:
– А где ты живешь?
– Там же, где и раньше, – смутился Халосет. – Моя деревня примыкает к городу.
– Тебе не будет трудно ходить оттуда во дворец каждый день? Ведь если мы не будем встречаться ежедневно, я не смогу ничему научить тебя.
– Ну, если надо… – Халосет несколько поскучнел.
– Знаешь что, – неожиданно бодро сказал скульптор. – У меня есть время, и мы пойдем к тебе.
– Зачем? – испугался юноша. – О, мастер, не надо!
– Я должен знать о тебе как можно больше, ведь ты мой ученик, – не отставал Тутмес. – Вдруг еще окажется, что ты вор или мошенник. То-то будет радости фараону.
Халосет свесил голову.
– Веди, – велел скульптор. – Я не знаю дороги. И я твой гость.
Молодому человеку ничего не оставалось, как подчиниться.
Они шли по длинным прямым улицам новой столицы Египта, и это шествие напоминало конвой, где Халосет, как заключенный, понуро брел на полшага впереди Тутмеса. Ваятель несколько раз пытался перекинуться с ним шутками и ироничными замечаниями, но в ответ получил молчание и понял, что у парня что-то неблагополучно дома.
Город кончился. Почти сразу пошли маленькие покосившиеся хижины, грязные лачуги, никогда не знавшие счастья и благополучия. Грязные вонючие улочки, заваленные сухим мусором и нечистотами, сломанные и выброшенные двери и обломки стен. Тутмес был очень удивлен, что в двух шагах от прекрасного Ахетатона находится такая нищета. Но это было только началом.
Халосет подошел к одной из хижин и жестом руки пригласил Тутмеса войти. Затем вошел сам.
Здесь царил полный мрак, – так показалось скульптору, зашедшему с солнца. Постепенно глаза его привыкли к темноте и начали выхватывать кое-какие детали деревенского быта.
Окон в хижине не было. Свет попадал из двери и через отверстие в камышовой крыше. Пол, застланный грязной соломой вперемежку с камышом, был усеян черепками, глиняной посудой и каким-то хламом.
Тутмес наклонился и что-то поднял. Это была миска. Он повернулся к Халосету.
– Это твой дом?
Юноша молча кивнул.
– Здесь невесело, – подтвердил ваятель. – Но что тут происходит, расскажи?
Халосет сел прямо на пол:
– Я не люблю жаловаться. Тем более, когда ко мне пришло счастье.
– Что ты, тебе еще не известно, что такое настоящее счастье, – попробовал пошутить Тутмес.
– Может, и так, – уныло продолжал юноша. – Но пока довольствуюсь этим. Оно для меня огромно и неожиданно. Я не думал, что кто-то скажет: «Халосет, ты хорошо поработал, ты достоин самого Юти и, может, даже лучше него!»
– Ты, оказывается, решил потягаться с самим Юти! – усмехнулся Тутмес. – Похвально. Юти – хороший мастер, к такому искусству нужно стремиться. Жаль, что он причинил тебе когда-то боль…
– Я забыл об этом, – поспешно перебил его Халосет. – Я думаю, что ты хотел бы услышать мою историю?
– Я слушаю тебя, – сказал Тутмес, садясь рядом с Халосетом и подворачивая под себя ноги на китайский манер.
– Когда-то мой отец был ремесленником, – начал молодой человек. – Он делал посуду для бедняков: миски, горшки. Меня же это никогда не привлекало. Да и отец понимал, что на жизнь этим не заработаешь. Поэтому работал еще и в оазисе, до которого много часов пути. Он чинил и плел сети, делал лодки. Но то ли над ним не светила счастливая звезда, то ли были другие причины, но золото и счастье не шли ему в руки. Жена его, моя мать, умерла так давно, что я не могу ее вспомнить. Сам же он ушел к богам в тот год, когда был построен Ахетатон. У отца был брат, который умер не так давно, а его жена, старая сварливая женщина, ежедневно упрекает меня в том, что я не зарабатываю на пропитание. Она думает, что я не занят делом, и отказывается меня кормить, позорит перед деревней, выкрикивая девушкам, чтобы они не шли за меня замуж, потому что я бездельник. Все смеются надо мной, я слыву неумехой и недоумком. Мне всякий раз не хочется возвращаться сюда.