Сердце Тотмия защемила внезапная боль.
Он готов был закричать, что никогда не покинет этого гостеприимного дома и своего великого учителя, и броситься ему в ноги, осыпая их поцелуями, но Ну-от-хаби пресек порыв ученика, сделав шаг назад и пристально глядя в лицо Тотмию.
– Собирайся, – тихо сказал он и отвернулся, сделав вид, что вспомнил о какой-то срочной работе, а руки его, всегда твердые, в этот момент, как показалось Тотмию, немного дрожали.
Египет.
Нефру проснулась с рассветом, как и в другие дни, – она всегда пробуждалась рано: сила привычки, так и не ушедшая за время жизни во дворце. Она сидела на постели, наедине с собой и прислушивалась к тому, что происходит внутри нее. Заметив двух пожилых служанок, заглянувших в спальню, Нефру молча сделала им знак удалиться. Но те поняли это по-своему и отправились за фараоном.
Розовые краски зари заливали комнату мягким светом. В такое время на сердце всегда было хорошо и спокойно, а мир выглядел благороднее и чище. Нефру любила этот час. Розовый рассвет, как младенец, заставлял забывать о грехах и невзгодах, о злодеяниях и неудачах, о ненависти и жестокости. Он очищал разум и, благодарение Хепри, в такой миг казалось, что все возможно исправить, искупить, очистить от грязи и порока. Нефру любила мечтать и верить в свой собственный идеальный мир, где люди живут только для того, чтобы наслаждаться земным существованием, и любят друг друга…
Неожиданно вошел фараон. Его движения и лицо выдавали тревогу.
– Нефру, что случилось с тобой? – поспешно спросил он, садясь рядом с нею.
– О, божественный, ничего страшного.
– Ты заболела? – еще больше встревожился фараон.
– Нет, нет, – поторопилась заверить его царица. – Это не болезнь. Это другое.
– Если не болезнь, то что же? Я пришлю лекаря, он поможет тебе избежать недуга.
– От подобного недуга я и так избавлюсь, и очень скоро, не успеют в Египте снять второй урожай, как ты во второй раз станешь отцом.
– Что? – удивился и обрадовался фараон. – Любовь моя, ты ждешь наследника? После дочери у меня будет сын!
– Я жду ребенка, это правда. Но это не будет наследник. Родится дочь…
Амонхотеп пытливо посмотрел на супругу, стараясь – в который раз уже – разгадать эту непостижимую женщину. Она знала гораздо больше, чем доступно смертному.
– Мне так хорошо! – засмеялась Нефру, уткнувшись лбом в плечо Амонхотепа. – Посмотри на это солнце. Оно сияет рабу и фараону, нищему и аристократу, крестьянину и принцессе. Оно так безмятежно и так справедливо! Но почему я грущу опять?
Нефру посмотрела на Амонхотепа:
– Как ты думаешь, можно научить людей справедливости? Рассказать им, что такое честность и доброта?
Фараон не знал, что ответить, а царица продолжала свою речь, пытливо вглядываясь в Амонхотепа:
– Скажи мне, почему людям нравится унижать других людей? Разве так придумали боги? – они встала и подошла к окну, отдернув с него легкое покрывало.
Малиновый диск солнца начинал золотиться и растворял тревожные тени ночи, прячущиеся в гуще городских построек.
– Нет, боги не могли придумать такого! – твердо сказала Нефру, глядя на солнце. – Это желание лживых жрецов. Они учат людей вести войны, лицемерить и ненавидеть. Они хотят быть злыми, жестокими, хитрыми, прикрываясь именами богов. Они всех подавляют страхом, суевериями и страшными изображениями богов-идолов, которых выдумали сами.
Она резко развернулась к Аменхотепу:
– Я не хочу, чтобы мой ребенок существовал в таком мире!
Из-за ее спины вырвался солнечный свет и ударил фараона в лицо. На мгновение Амонхотеп зажмурился и отвернулся.
– Скажи мне что-нибудь, – попросила Нефру.
Он посмотрел на нее, но увидел только смутный силуэт в ослепительном золотистом сиянии солнца, бившем у нее из-за спины.
– Скажи, почему людям недостаточно одной любви, им хочется власти? – спросила царица, и голос ее дрогнул.
Фараон молча подошел к ней и обнял за плечи.
Ее рука лежала на животе, там, где начинала расти новая жизнь, жизнь второй принцессы, дочери фараона.
Нижний Египет.
После своей необычной болезни крестьянская девочка стала совсем худой и хрупкой. Старик Хануахет не оставлял ее и девочка очень привязалась к нему, чем вызывала недовольство родителей. Мать потихоньку подсылала младших детей следить за стариком, но Хануахет об этом знал и не смущался. Он также знал, что вскоре покинет дом, потому что девочка уже достаточно окрепла, хотя говорила немного, и глаза ее излучали грусть. Мать думала, что это колдовство старика, хотя и не могла не признать, что именно его появление в тяжелый момент спасло ее дочь от неминуемой смерти.