- Есть выполнять, товарищ майор! - вытянулся полковник.
- Не спешите, Тулин, - остановил его генерал-лейтенант. - Здесь приказы отдаю я.
- Я вам, товарищ генерал-лейтенант запаса, не Тулин, - отчеканил полковник и даже стал будто бы не таким коротеньким. - Я вам полковник Тулин. И приказы здесь отдаю я. Спасибо, майор, что напомнил, кто есть кто и откуда вышел. А ваши дела, господин Ермаков, у меня уже вот - в горле. Я немедленно доложу обо всем командующему округу. Обо всем. Под трибунал пойду под трибунал. Но в ваших грязных делах я больше участвовать не буду!
- Где вы видели грязные дела, полковник? - поинтересовался Ермаков.
- Везде! Летчики куплены, мои офицеры куплены, таможня куплена. Я что, не вижу, сколько модулей вы грузите, а сколько по документам проходит? Инженера полгода держите под землей - это светлое дело? На труп подполковника Тимашука даже взглянуть не зашли. А он вам служил верой и правдой! Все, к чему вы прикасаетесь, превращается в грязь и кровь! И это к вам вернется. А если не вернется, значит, Бога нет!
- Взять! - бросил сиделец. "Черные" окружили Тулина.
- С дороги! - рыкнул полковник. "Черные" не пошевелились.
- Отойти от полковника! - скомандовал Голубков.
- Взять обоих, - приказал генерал-лейтенант Сивоплясу. - В разные боксы. Приставить охрану. Держать до моего распоряжения. Выполняйте.
Действенность приказов определяется не теми, кто их отдает, а теми, кто выполняет. "Черные" умели выполнять приказы. Оба полковника даже трепыхнуться не успели. Они исчезли в дверном проеме. "Черные" с "калашами" тут же сомкнули ряды, обрекая нас на роль публики, которая может выражать свои чувства всеми доступными способами, а не может только одного - лезть на сцену и вмешиваться в действие. Артист выразил свои чувства непродолжительным аплодисментом.
- Браво, - сказал он. - Антракт. Не думаю, что он будет слишком долгим. Господин генерал-лейтенант, вы чистый Рузвельт. Не боитесь кончить так же, как он?
Сиделец посмотрел на него с хмурым недоумением:
- А как он кончил? Артист объяснил:
- Он всего месяц не дожил до победы. Такая досада.
- Займись ими, - бросил генерал-лейтенант Сивоплясу и выкатился из бокса.
...Этот приказ тоже был выполнен. Нами занялись, и в итоге восстановилось статус-кво. Мы снова оказались прикованными к трубам, разве что свет не выключили. Да еще Дока переместили с его трона на бетонный пол. Ему бы радоваться после многочасового неподвижного сидения в кресле, но он почему-то не радовался. Пыхтел, сопел, скрежетал цепью браслеток по трубе. Потом сказал:
- Ничего не понимаю. Они по-прежнему собираются отправить "Руслан"?
- Расслабься, Док, - посоветовал ему Артист. - Как говорит мой друг-флибустьер: лучше вспомни о своем будущем.
Муха заворочался на носилках, приподнял голову, оглядел нас жалобным взглядом и сказал:
- Жрать охота.
- Шашлычка? - поинтересовался Артист.
- Не издевайся, а? - попросил Муха.
- Потерпи, - отозвался Боцман. - У меня такое чувство, что скоро нас всех накормят. И мало не покажется.
Вот и у меня было точно такое же чувство.
"Миллион, миллион, миллион алых роз
Из окна, из окна видишь ты..."
Артист оказался прав: антракт не затянулся. Публика даже не успела как следует обсудить первый акт, как начался второй. В боксе появился Сивопляс, за ним еще один "черный" с охапкой наших камуфляжек, потом третий вывалил на пол из мешка наши десантные прыжковые, а попросту говоря - спецназовские ботинки. Логично было предположить, что следом въедет электрокар с оружием и боеприпасами, но вместо него в дверном проеме встали "черные" с "калашами".
- Переодеться без никаких, - приказал Сивопляс. - Повезетесь в округ в своем виде.
По его знаку с нас сняли браслетки и предоставили некоторую свободу действий. Пока мы сбрасывали хэбэшки и не без удовольствия натягивали такую родную "Выдру-ЗМ", все "черные" настороженно следили за каждым нашим движением. Особенно напряженным и даже, как мне показалось, необычно хмурым был вид у пирата. Он и раньше-то не выглядел весельчаком, а тут и вовсе будто бы вобрал в себя всю мрачность мира.
Знак судьбы лежал на мрачном его...
Стоп. А ведь это чувство у меня уже было. Я видел уже этот знак - на челе подполковника Тимашука.
Говорят, Бог троицу любит. Может быть. Но то, что судьба любит двоицу, - это точно. В мире все двояко. Каждой твари по паре. У человека всего по два, чего не по одному, а по три нет ничего. Сама жизнь состоит всего из двух половин. И даже снаряд дважды падает в одну и ту же воронку гораздо чаще, чем принято думать.
Неужели и этот снаряд снова нацелился в нас?
Через пять минут мы были готовы, а Мухе и не пришлось переодеваться его как унесли в санчасть в камуфляже, да так и оставили. На нас снова накинули наручники, но как-то необычно. Дока, Боцмана и Артиста сковали в цепь, а меня - персонально. В чем смысл этого, я не понял, но спрашивать не решился, потому что от Сивопляса в его теперешнем настроении вместо ответа можно было получить по зубам, чего как-то не хотелось. Какая, интересно, муха его укусила?
- Вперед! - скомандовал пират и стволом показал на выход.
В нашем сопровождении было задействовано пятеро "черных". Один шел впереди, двое сбоку, а еще двое тащили носилки с Мухой. Замыкал шествие Сивопляс. В начале и конце длинного бетонного коридора тоже была выставлена охрана. В такой ситуации невольно ощущаешь свою значительность. Для полноты картины не хватало толпы репортеров у выхода. Чтобы зажужжали телекамеры, засверкали блицы, обрушился град репортерских вопросов, и весь мир узрел бы новых героев нашего времени и узнал, что из прохладительных напитков они предпочитают пепси, к лесбиянкам относятся с интересом, а вот гомосексуалистов не уважают.
От коридора, тускло освещенного плафонами, шло несколько боковых ответвлений. Когда мы поравнялись с одним из них, вдруг послышалась музыка, чьи-то очень немузыкальные вопли и звон стекла. Будто кто-то вдребадан пьяный отводил душу под караоке и метал пустые бутылки в железную дверь.
Это было настолько неожиданно, что я даже приостановился. Но тут же мне в спину больно ткнули стволом, давая понять, что отвлекаться не следует. Я человек догадливый, все понял и до конца пути уже не отвлекался, тем более что отвлекаться было больше не на что.
У выхода из ремзоны нас ждал аэродромный "пазик" с выбитыми стеклами, заделанными фанерой и кусками дюраля. Он был подогнан вплотную к воротам, как подгоняют автозак к дверям следственного изолятора. Но и в то короткое время, пока нас грузили в автобус, я успел умилиться хмурому ветреному дню, который после темницы показался ослепительно ярким и многоцветным, как первомайская демонстрация в старые добрые времена.
На фоне низких летящих облаков плыли мачты аэродромных прожекторов, трепыхался флажок на вышке руководителя полетов, стыли полусферы радаров. А неподалеку от выхода из подземных ангаров возвышался огромный самолет с надписью "Аэротранс" на фюзеляже. При виде его я слегка прибалдел и не сразу понял, что это не "Мрия". У "Мрии" шесть турбин, а у этого было только четыре. Это был Ан-124. "Руслан". Я поискал взглядом "Мрию" и обнаружил ее остатки в дальнем конце летного поля.
Задняя аппарель "Руслана" была опущена, возле нее суетились солдаты в оцеплении "черных", подвозили со стороны ремзоны какие-то разномерные ящики.
- Это не модули истребителей, - сказал Док. - Что же это они грузят?
Его вопрос остался безответным, потому что новый тычок автоматным стволом в спину напомнил мне, что и сейчас отвлекаться не следует.
Артиста, Дока и Боцмана усадили сзади, прицепили к поручням, меня снова почему-то выделили, отвели боковое сиденье, носилки с Мухой поставили в проходе. Один из "черных" сел за руль, а Сивопляс и еще двое расположились в передней части автобуса лицами к нам, что было вполне грамотно и говорило о том, что пират дело знает туго. Сравнительная малочисленность конвоя меня слегка удивила, но с моей стороны это было чистым тщеславием. Четверо с "калашами" против пятерых в браслетках - выше крыши.