– В городе Горьком начальник НКВД. Наши коммунары к нему прошлый год ездили в гости. И он к нам приезжал.
– О нём что-нибудь есть почитать? – заинтересовался Ярослав.
– Он сам две книжки написал. Возьми в библиотеке. Вечером Смеляков познакомился с ребятами в общежитии.
Встретили его приветливо, не спрашивали, за что и сколько он сидел. После ужина кто читал, кто готовил уроки, кто ушёл на свидание с девушкой. Ярослав присоединился к компании ребят, игравших в домино.
Первый день в коммуне прошёл очень насыщенно. Та теплота, с которой к нему отнеслись, тронула его и внушила надежду. Люди здесь, похоже, доверяли друг другу. Но по опыту он знал, что в любом коллективе могут быть доносчики, и откровенничать с кем-либо пока опасался.
Уже на следующий день Ярослав активно включился в работу. Утром Аня отвела его в библиотеку. Там младшим библиотекарем работала её сестра 16-летняя Таня Волкова. Пока девушка подбирала ему книги, он невольно залюбовался ею: спортивная, стройная, с ясными глазами и задорными ямочками на щеках. «Хорошенькая и румяная, как вишня», – подумал Смеляков. Он ничуть не удивился, когда через несколько недель Танечке досталась роль Вишни в остроумном скетче. Ярослав так и прозвал её – Вишней.
Он взял томик Пушкина и книги Погребинского «Трудовая коммуна ОГПУ» и «Фабрика людей», чтобы лучше узнать ком-мунарскую жизнь. В редакции он целый день внимательно просматривал подшивку газеты «Коммунар». В обеденный перерыв на музыкальной фабрике собралось бюро актива под председательством Алексея Чекмазова, худощавого мужчины среднего роста. По внешности никак нельзя было предположить, что он имеет серьёзное уголовное прошлое. В 1924 году Погребинский вытащил парня из Соловков в трудкоммуну № 1, где тот не только отказался от старых привычек, но и проявил незаурядные организаторские и актёрские способности. А потом его перевели в Николо-Угрешу, и он уже лет девять возглавлял здесь бюро актива коммуны, одно время работал завкпубом, а теперь директорствовал на музыкальной фабрике, помещавшейся в бывшей конюшне. Чекмазов удачно женился на очень красивой девушке Анне Макаровой, которая приехала в коммуну с родителями в начале 30-х годов. Жену и маленьких дочек он обожал. Всё было бы у него замечательно, если бы не донимавшая время от времени чахотка, подхваченная в Соловках.
Лишних вопросов Ярославу Алексей и члены актива не задавали, ограничились обещанием новичка соблюдать правила коммуны и без проволочек приняли его. Так он стал коммунаром Смеляковым. Чекмазов дал ему почитать журнал «За коммуну», где опубликованы его стихи, весьма неплохие.
После ужина в редакцию стали заходить рабкоры. Некоторые показывали Ярославу свои стихи. Он намеревался раз в неделю собирать местных поэтов, чтобы коллективно обсуждать их творения, но на первых же занятиях ребята стали спорить, обижаться на замечания собратьев по перу. Кроме того, в апреле начала дважды в неделю выходить газета «Дзержинец», и у Ярослава не оставалось времени проводить занятия по вечерам, а в воскресенье он старался получить увольнительную, чтобы съездить в Москву к матери, которую очень любил. Ольга Васильевна сильно переживала, когда сын сидел в тюрьме, очень ждала его и много молилась. Ярослав в детстве воспитывался в православном духе, но в московской школе, как и почти все его сверстники, стал атеистом. Однако чувства матери уважал и никогда не позволял себе при ней ни одного пренебрежительного слова о Боге.
В одно апрельское воскресенье Смеляков собрал рабкоров и поехал с ними в Государственный исторический музей на юбилейную Всесоюзную пушкинскую выставку. Сколько здесь было уникальных и очень интересных экспонатов! Ярослав с трепетом рассматривал личные вещи любимого поэта, его автографы, прижизненные издания, портреты и… доносы на него, анонимки, на которые экскурсовод обратил особое внимание посетителей.
Не всё так радужно было и в коммуне. Незадолго до 10 апреля – дня выхода в свет первого номера «Дзержинца» – пришли трагические известия: 4 апреля арестовали Генриха Ягоду, министра связи, бывшего наркома внутренних дел. И в тот же день застрелился начальник Горьковского НКВД Матвей Самойлович Погребинский, оставив предсмертное письмо Сталину. В Болшевской коммуне вскоре начались аресты, ведь она носила имя Ягоды. Руководство Люберецкой коммуны ходило хмурое, хотя Николо-Угрешу репрессии пока обходили стороной. Словно имя Дзержинского, полученное коммуной в 1936 году, хранило её до поры до времени.
Смеляков с головой погрузился в коммунарскую жизнь, появляясь с блокнотом и пером на заводах и фабриках, в общежитии, на стадионе и, конечно, в клубе, который был идеальным местом расположения редакции. Здесь работали кружки, студии, секции и народный драмтеатр. Им руководил Николай Николаевич Виноградов, актёр Первого московского передвижного рабочего театра.