К счастью, у ближайшего продмага, куда раздумья и привели друзей, разгружали машину. Один из грузчиков спускал лотки с утками в открытый люк подвала, другой принимал их внизу.
Грузчики — это, что ни говори, а зацепка.
— Только крякв мороженых привезли? — заглянул в кузов Пяткин. — А чего-нибудь для души не найдется?
— Для души с одиннадцати до семи, — отрезал грузчик. — Завтра и приходите.
— А ну брось этих водоплавающих! — набычился Пяткин и попытался вырвать из рук несговорчивого грузчика лоток с утками.
Вырвать не удалось: грузчик защищал государственное имущество в лице уток, — и это придавало ему силы. В конце концов утки, смерзшиеся в один кусок, упали на асфальт. А вместо уток по наклонному желобу в подвал скатились Пяткин и грузчик. Второй грузчик, стоявший внизу, поджидал мороженых уток малой упитанности по рубль тридцать за килограмм, а вместо них к его ногам упал вполне упитанный Пяткин. Хоть и пьяный, но все же не до такой степени, чтобы его можно было принять за мороженую утку.
Если Пяткин в тот момент и напоминал утку, так живую. Потому что, увидев, что силы неравны, он буквально выпорхнул из подвала.
А выпорхнув, он подобрал уточный монолит (около двадцати штук) и при содействии Загибайло благополучно доставил его в общежитие.
Часть уток они раздали соседям. Те по простоте душевней не догадались, что утки краденые. Они подумали, что Пяткин и Загибайло вернулись с охоты. Остальных уток друзья съели сами.
Все-таки портвейн коварен, ибо оказывает побочное действие. Во-первых, теряешь над собой контроль. Во-вторых, память отшибает. В-третьих, тобой начинает интересоваться милиция. Которая, кстати, как вы догадываетесь, вскоре и доставила похитителей уток в отделение. Вместе с вещественным доказательством — недоеденной утиной ножкой.
Может быть, безопаснее сорокаградусная?
Обратимся к жизненному опыту граждан Ануфрия Поварского и Эрнеста Холодуева. В тот весенний день на них напала меланхолия, и они распили бутылочку около морга.
Следующее распитие — в такси, около кафе «Анютины глазки». Стол сервировал повар — приятель Ануфрия Поварского. Вместе с водкой он вынес и закуску, которая несколько смазала картину. Теперь мы не можем с уверенностью сказать, что именно под воздействием водки Ануфрий и Эрнест оказались в чужой квартире. Причем без приглашения и в отсутствие хозяев. А вдруг они вышибли дверь чужой квартиры под впечатлением съеденных котлет по-полтавски? В столовых тоже, знаете ли, бывают блюда, отведав которые хочется совершать неправомерные действия.
И вот неожиданный поворот: граждане, о которых час назад мы могли сказать почти романтически — любители Бахуса, ограбили квартиру. С тремя коврами в руках и с чемоданом, в котором мелодично позвякивал хрусталь, они вышли из подъезда.
— Теща подарила, — объяснил Ануфрий водителю такси, зафрахтованного еще с утра. — У нее хобби такое — делать подарки. Рули на вокзал.
Они подъехали к железнодорожным путям. Дожидаясь своего часа, там стояли пустые поезда. Проводники минут за пятнадцать расхватали почти все ворованные вещи. По простоте душевной они не сообразили, что покупают краденое. Они приняли Ануфрия и Эрнеста за продавцов ГУМа.
Для дальнейших употреблений наши герои оставили себе хрустальный бокал. И за каких-нибудь пять часов опустошили 4 (четыре) бутылки. И все на природе, у плакучих ив и хладнокровных сосен.
Природа и хрусталь настроили грабителей на лирический лад. Заехали за девушкой Катей и за девушкой Любой. Купили ящик вина (для девушек), 6 (шесть) бутылок водки и уже через полчаса откупоривали их на даче, принадлежащей родителям Холодуева.
Милиция быстро напала на их след. И читатель уже может подсчитывать: итого — по шесть бутылок на брата! Вино не в счет: с ним девушки Катя и Люба управились самостоятельно.
Вывод: конечно, грушевый напиток или, скажем, нарзан, безопаснее. Да разве выпьешь его столько, сколько водки или вина? Пусть даже из хрустального бокала.
И подумать-то противно!
УХО НА ФОТОГРАФИИ
Альберт К. не знал, откуда берутся дети. Годок ему минул уже двадцать пятый, а никто не удосужился просветить его на этот счет — ни папа, ни мама, ни школа, ни тем более технический вуз. А надо сказать, что Альберт уже встречался с одной юной особой и даже кое-какое время вел с ней общее хозяйство. Ведение общего хозяйства означало следующее: совместное приготовление фарша для котлет, питание за одним столом, общие холодильник, телевизор, утюг и другие электробытовые приборы.
И вдруг его подруга приносят ему младенца. Узнав, что дитя приобретено не через торговую сеть и к тому же появилось на свет не без его участия, Альберт страшно изумился:
— Как? Разве их не в «Тысяче мелочей» покупают?
Так совершенно неожиданно для себя Альберт К. стал папашей. Но вместо того, чтобы бежать за цветами, он начал ругать свою подругу — зачем, дескать, она его не проинформировала, что дети заводятся в результате совместного ведения хозяйства. Это же смехотворное оправдание он изложил в стенах суда, где слушалось дело об установлении отцовства.
— Но ребенок-то появился, — сказал судья. — И он не виноват, что его папаша такой неграмотный. Объективно вы отец и по закону обязаны платить алименты на содержание сына.
В тонкостях гражданского права Альберт К. действительно не разбирался. Иначе придумал бы что-нибудь посерьезнее. И не признавал бы себя отцом. Как делают это другие.
Василий З., например, представил суду документ с места работы, заверенный по всей форме. В нем говорилось, что наладчик станков Василий З. с первого июля по второе августа был командирован в город Славинск, где и находился в означенный период времени безвыездно. А согласно медицинским расчетам именно в середине июля Василий З. должен был присутствовать в Москве, чтобы впоследствии стать отцом младенца.
Вот это деловой разговор! Судья вынуждена прервать заседание до уточнения некоторых деталей. Но прежде чем сделать это, она задает Василию З. вопрос:
— В какой гостинице города Славинска вы останавливались, в каком номере и на каком этаже?
— Гостиница называется не то «Северная», не то «Южная», — отвечает Василий З. — Номер двадцатый, этаж третий.
В город Славинск уходит запрос. Славинск откликается: «Для сведения сообщаем, что гостиница в городе еще не построена. Имеется Дом колхозника (номеров пятнадцать, этажей один). В текущем году Василий З. здесь не проживал».
Судья звонит инспектору отдела кадров, подпись которой значится на справке, представленной суду Василием 3.
И в ответ на свои закономерные вопросы слышит всхлипывания. Инспектор признается, что справка ложная, а выдала она ее Василию З. по его просьбе и просит не судить ее строго, так как она ждет от Василия З. ребенка. И хотя Василий в последнее время избегает встреч с нею, она не собирается, как некоторые, подавать на алименты.
— Ваша взяла, мой ребенок, — делает признание Василий З. на заключительном заседании суда. — И у кадровички будет мой. Я, между прочим, нормальный мужчина и в расцвете творческих и иных сил. Но каждый раз мои чувства остывают. Вы хоть слыхали что-нибудь про любовь?
Любовь — дело тонкое. У каждого складываются свои взаимоотношения — у кого более счастливые, у кого менее. Но уж если в результате ваших усиленных поисков появляется на свет ребенок, а вы при этом делаете удивленные глаза, то, извините за малоэстетическое сравнение, налицо ваше сходство с ветреным котом. Ему чужды угрызения совести, он лишен отцовского любопытства и, главное, чувства ответственности за судьбу своих отпрысков.
Евгений М., скажем, отрицал не только свое отцовство, но и факт знакомства с матерью младенца.
Истица представила суду письмо, в котором Евгений М. признавался ей в любви, открытку из пошивочного ателье и любительскую фотографию. Но письмо было напечатано на машинке и его стихотворный текст скорее принадлежал Александру П., нежели Евгению М.: «Ужель та самая Татьяна (имя истицы. — Э. П.), которой он наедине…» И так далее — смотри Александра Пушкина.