Влас Михайлович Дорошевич
Уходящая Москва
* * *
Два московских дня.
Прощеное воскресенье и Чистый понедельник.
Прощеное воскресенье.
Рогожская.
Улица, которая носит название:
– Хива. Попахивает Азией.
По тротуарам стеной обыватели.
По улице катанье.
Остаток:
– Старой Москвы.
Когда-то эти катанья были пышны. Катались:
– Которые по купечеству. Главным образом молодожены. Повенчанные в мясоед. Лошади были разубраны. Сани покрыты коврами. Молодой сидел, несмотря на мороз:
– Обязательно расстегнувшись. Чтобы было видно цепочку:
– Пушенную по жилету.
И беспрестанно поглядывал на часы:
– Чтобы показать.
Молодая беспрестанно отрицательно покачивала головкой.
– Нельзя! Серьги! Надо заставить играть:
– Серьги с подвесками.
Словно он куда-то адски торопился.
А она, что бы ей ни говорили, на все отвечала:
– Нет.
Выходило глупо.
Но для «роговских»:
– Весьма великолепно.
«Роговские» обыватели знали всех своих «роговских». И обсуждали:
– Шапка на ём!
Предмет гордости всякого молодого.
– Бобер!
– Женина отца подарок.
Молодая ехала в черно-бурой лисе или соболях.
– Бабушкины еще соболи-то!
– Известные!
И на ней шуба была тоже:
– Обязательно расстегнута. Чтобы:
– Брошки было видать.
И непременно оба без перчаток. Чтобы видно было:
– Перстни.
Купечество обывателю показывало:
– Сколько у нас деньжищ! И обыватель любовался:
– Видимо-невидимо! Купцы говорили обывателю:
– Глядите, сколько мы с вас наживаем!
И обыватели любовным взглядом отвечали:
– Молодцы! Теперь не то.
«Старая Москва» уходит.
Еще за несколько улиц, подъезжая к Хиве, вы видите, как:
– Валит народ на катанье.
На углах стоят извозчики с лошадьми:
– Убранными цветами.
С полдюжины красных, зеленых, желтых, синих бумажных розанов, разбросанных по лошади.
Под дугой, на сбруе, в гриве… на хвосте.
Обдерганный хвост извозчичьей клячи со вплетенным красным розаном!
Что может быть великолепнее!
Толпа «роговских обывателей» на тротуарах. Но «катаются» только извозчики. Изредка мелькнет:
– Собственный выезд. «Сама» поехала:
– Покатать детей.
И «сама»-то, закутанная в боа, скорее:
– Английская леди.
И «англизированные» дети.
Другой век ездит рядом с ней на убранных бумажными розами лошаденках.
Другой век с любопытством смотрит на нее с тротуаров.
Глазами московской «роговской» толпы.
А над всем этим в морозном воздухе «музыка музык», – звон, густой. могучий, бархатный, красавец-звон жертвованных тысячепудовых московских колоколов.
Звонят:
– К вечерням. Другой век!
«Едва ли сыщется столица, как Москва». Здесь сразу живешь в нескольких веках. Чистый понедельник. Москва-река. Грибной рынок. Это было, наверное, и при Грозном.
Грибные рынки в Чистый понедельник особенность нашего севера. Самый крупный из них в Нижнем, на льду, при самом слиянии Оки с Волгой.
Сюда «сходится гриб» со всего севера, отсюда «расходится» он по всей России.
Вы чувствуете себя в стране великих лесов. Они шлют свои дары.
От грибов, от клюквы веет непроходимыми лесами, бесконечными болотами.
Веет севером.
Я люблю итальянское вино, темное, как кровь. Я люблю итальянское вино за то, что виноград собирали со смехом, с песнями, с веселым грехом.
Грибы – наш виноград.
Боги, старые боги, радостные боги наших предков, разбросали грибы по лесным чащам, чтоб заманить сюда детвору, чтоб заманить сюда молодежь.
Чтоб увести далеко от нескромного взгляда.
Чтоб закрутить, завертеть в дремучем лесу.
Сколько веселого ауканья, сколько песен слышали эти грибы, когда их собирали.
Эти гирлянды душистых грибов…
Сухие и постные, явились они в город, где уныло звонят колокола, из полных язычества лесных дебрей, где бродят лешие.
Свидетели бледных радостей севера!
И на грибном рынке «старая Москва» уходит.
Это фальшь. Это уже декорация.
«Грибной рынок» – это:
– Историческая пьеса, которую бойко разыгрывают актеры.
Все играют.
Бойкий московский мещанин, в «спинжаке», в «пальте» с манчестеровым воротником, – надел поверх пальто армяк, который у него ежеминутно распахивается, и играет:
– Деревенского мужика. Простоту.
Третьего мужика из «Плодов просвещения». Играет его жена, бойкая, продувная москвичка. По-деревенски повязавшись платком. Напялив на плечи чей-то чужой кожух. Играет с увлечением.
– Мила-ай! Деревенские мы! Сама грибочки-те сбирала! Сама сушила! Сама по клюкву-те ходила! Ох, сама!