— Не трогай! Не тебе купили!..
Отец привязал шарик к ее руке, не обратив внимания на ее слова. Зато Пересветов над ними задумался. В три-четыре года малышка знает, что игрушку «купили» именно ей. Это ее собственный воздушный шарик, играть в него никто другой не имеет права, даже папа. «Мой», «моя», «мое», «никому не дам!» — вот что с пеленок вбито крепко в голову этой крошке и будет сопровождать ее всю жизнь.
Отец и мать нисколько не задумываются, что означают слова «не тебе купили», считают их вполне естественными, потому что действительно шарик куплен для девочки. Лица у обоих простые, на взгляд приятные, семья, должно быть, рабочая. Не может быть сомнений, что они не хотели и не хотят, чтобы их дочка росла эгоисткой, собственницей и мещанкой, просто они растят ребенка по старинке, как их самих растили родители. Растили не при царе Горохе (на вид им лет по тридцать), но все же во времена, когда советской власти было, в общем, не до вторжения в вопросы семейного быта, идеи Макаренко мало кому были известны даже понаслышке.
«Сорок лет, как свалили власть помещиков и капиталистов, — думал Константин, поглядывая на эту дружную по виду счастливую семейку, — а стена старого быта в его семейных устоях, пожалуй, как следует даже и не расшатана». Увы, прав был Маркс: психические черты людей меняются медленнее социальных отношений.
«Не тебе купили»… От кого-то когда-то он, кажется, уже слышал эти слова. Должно быть, давно. Может быть, ребенком?..
Стоп! «Не ты покупал! Не твои бабки!..» В воображении мигом возник тщедушный облик обозленного мальчонки с уродливо разросшимся передним зубом. Санька Половиков! Тот самый Половиков, с которым он столкнулся в штрафном батальоне и который сказал ему, что татарчонка Юсупку «пришили» во время колчаковского наступления на Казань…
Чередой потянулись в Костиной памяти сцены далекого детства. Весь тот вечер развертывался перед ним их свиток, и он, как повелось с тех пор, когда кончилось его одиночество, делился ими с Аришей.
Ребенком в селе Загоскино Пензенской губернии, где его отец до 1906 года служил священником, Костя в семье рос один (сестра была на шесть лет его моложе). Когда же Андрей Яковлевич Пересветов, с семинарских времен не веровавший в бога, а в пятом году стяжавший себе славу «красного попа», добровольно сложил священнический сан и стал студентом Казанского университета, Костя, поступив в реальное училище, жил вместе с отцом «на хлебах», опять-таки среди взрослых, в общежитии студентов и гимназистов старших классов. При всей общительности, мальчик привык находить какое-нибудь интересное занятие, независимое от окружающих. В классе, если урок скучен, рисовал учителя или соседа по парте, вычерчивал буквы алфавита замысловатым шрифтом или карту необитаемого острова, где в мечтах жил Робинзоном, а Пятницей с ним — Юсупка с соседнего двора. На летние каникулы Костя уезжал к маме, жившей у своего отца в селе Варежка; там его брал с собой на охоту дядя Толя, мамин старший брат; с тех пор Костя на уроках разрисовывал свою общую тетрадь ружьями и летящими утками. Заручившись на вечер интересной книгой, он мог забыть про заданные уроки и до рассвета не уснуть, заложив щели в дверях, чтобы не заметила огня хозяйка квартиры.
У Кости одно увлечение сменялось другим. Он выстругивал шхуны из деревянных чурок, оснащал парусами и пускал по озеру Кабан; бумажные голуби разной окраски делали его владельцем воображаемой голубятни. Вдвоем с Юсупкой они смастерили самодельное ружье со стволом из обрезка водопроводной трубы, с оконным шпингалетом вместо затвора и тугой резинкой вместо боевой пружины. Порох гимназисты научили их делать из серы, угля и селитры, дробь катали из обрезков свинца, и с этим ружьем они бродили по завокзальным камышам, охотясь на куликов и чибисов.
Отдаваясь чему-либо, Костя забывал все остальное. Казанцы в те годы впервые увидели аэроплан. Показательные полеты совершал один из первых русских летчиков Васильев. Костя с Юсупкой оказались в гурьбе мальчишек, прорвавшихся на летное поле к машине, и даже в числе счастливчиков, которым удалось погладить моноплан «Блерио» ладонью. Конечно, аэроплан стал Косте сниться, и он месяца три занимался сооружением моделей монопланов и бипланов разных систем по снимкам в журналах и рекламных брошюрках.
Юсупка надоумил его применять для их изготовления легкие и прочные камышинки: расщепленные и подогретые над лампой, они принимали нужный изгиб, закреплявшийся при быстром погружении в холодную воду. Оклеив каркас крыльев папиросной бумагой и приладив к фюзеляжу моноплана пропеллер с резинкой, Костя потерпел первую аварию: его «Блерио» грохнулся, не пролетев и трех саженей. Но все же он поднимался с земли!..