– У-у-у-у-у! У-у-у-а-у!
– Начинается. Готовность ноль!
В тихой ночи по деревне разносился мягкий топот волчьих лап; отсветы горящих изб и хозяйственных построек проявили тени бегущей стаи. Рык, хрипы и нетерпеливое повизгивание, казалось, раздавались повсюду. Со стороны слепой стены послышалось мощное шуршание, как будто кто-то лопатой отбрасывал мелкий гравий от дома.
– Подкоп, что ли, роют?
– Да сколько же их тут?
Волки хаотично разбегались у домов, своим поведением напоминали натуральных лесных хищников. При появлении в пределах охотничьих угодий стаи неизвестной добычи волки никогда не нападают сразу, присматриваются, с кем их свел господин случай, какую опасность добыча таит, а уж разведав все, бросаются в атаку. Валят, рвут, грызут. Поведение волкодлаков было таким же.
– А ну, парни, поработайте-ка арбалетами, – вглядываясь через щели, негромко молвил Горбыль. – Только не все сразу, а по одному, не торопясь, через промежутки времени. Пусть думают, что в избе один человек сидит.
Хвощ, выцеливая из окна молодого волчару, припавшего брюхом к земле, выпустил болт, пробив тому череп в районе лобной кости. От еще живого, сучащего ногами зверя в стороны порскнули серые товарищи, уходя из сектора обстрела, чтоб стрелок из окна не мог достать их. Было странно, но волкодлак с пробитым черепом был еще жив. Мал всадил в него еще один болт, чтоб наверняка упокоить хищника. Все из темноты избы увидали, как на месте волка оказалась молодая девушка с обкромсанными на голове волосами.
– Карна, – выдохнул кто-то.
Да, перед окнами лежала наказанная за что-то девица. Кто-то при жизни обрезал ей волосы в наказание совершенного проступка.
– Молодая, какая!
– Я те дам, молодая, – зашипел Горбыль. – Небось, крови отведать успела. Не расслабляться, лови в прицел следующего.
В дверь с разбега приложился кто-то весом с носорога, не меньше. Дверь слегка подвинулась, оставив щель в палец шириной. Еще удар, еще подвинулась. Сашка навалился спиной на припертую к двери столешницу, уперся ногами в доски пола и следующий удар чувствительно ощутил на весь свой корпус. Подбежавший Ощера сунул цевье самострела к щели, разрядил его в образовавшуюся дверную прореху.
– У-у-у-у! – взвыл оборотень за дверью, при этом в дверь забухали еще ожесточеннее и чаще, видимо, заработал не один волкодлак. Шум ковыряний за слепой стеной усилился тоже, сопение слышалось уже под досками пола.
– Все на чердак! Разбирайте дранку, стреляйте сверху, – приказал сотник.
По скрипучей лестнице вся пятерка, привыкшая безоговорочно подчиняться своему батьке, полезла на горище, оттуда послышались удары и звуки сбрасываемой на землю щепы. Все пятеро, повылезав через образованные дыры на двускатную крышу, выцеливали метавшихся у изб серых, обстреливали их болтами. Глаза волкодлаков красными угольками светились из тьмы ночи. Сильные подвижные оборотни представляли собой трудные мишени. Много болтов юнцы потратили впустую. Вокруг изб валялось всего шесть тел, посмертно обернувшихся из волков в людей. Защитники второй избы-крепости, углядев из окон своих товарищей на крыше, тоже посбивав дранку, повылезали наверх, стали стрелять оттуда. Для кривичей бой превращался в вялотекущую развлекуху, для оборотней, наблюдавших за бойцами из укрытий и прячущихся под стенами, – в созерцание пустой траты болтов чужаками.
Горбыль уже пожалел, что заставил бойцов втащить лестницу на чердак. Рытье нор под полом избы уже раздавалось с трех сторон. Стоя посреди избы, с саблей в одной руке и щитом в другой, он гадал, с какой стороны на него набросятся первые волкодлаки. Факелы, закрепленные на стенах, чадя, хорошо освещали горницу. Первыми в избу проникли копатели из-под слепой стены. Подгнивший пол вдруг встопорщился, трухлявые куски досок разлетелись во все стороны, поднимая тучи пыли. В горницу свечой ворвался матерый оборотень. Сашка не упустил момент, на взлете развалил его клинком от самой шеи, через позвоночник и ребра, почти располовинил на две части. За первым в помещение прорвался второй, откатившись в сторону, ушел из-под удара. По виду походил на молодого, годовалого волка. А из норы уже лезла голова очередного выродка, которому Горбыль в горячке, походя, снес саблей пол черепа. Выпачкивая сапог в крови и мозгах, втоптал убиенного обратно в нору, тем самым пломбируя прокопанный ход. Вовремя обернулся к верткому хитрецу, в любой момент готовому броситься на спину потенциальной жертве. Потеснил того в угол, не давая напасть, перешел в боевой режим оборотня-берсерка, замечая, как исполосованная шкура на волке мгновенно затягивается, не оставляя шрамов.