Через лес, по кустам, по мокрым и скользким каменистым россыпям бежали за собакой пограничники. Несколько раз она теряла след на крутых откосах, пришлось задерживаться, упуская время. Но не это беспокоило Сысоева. Он уже понял, куда стремился преступник.
Километрах в двух за поселком — перекресток дорог. От магистрального шоссе, ведущего в краевой центр, ответвлялись там асфальтированные ленты и проселки в центр района, в колхозы, на лесопункты. Движение не прекращалось и глубокой ночью, особенно теперь, когда уборочные машины вывозили с полей картофель. Без труда можно найти попутку в любую сторону. На перекрестие, как и предполагал Олег, след оборвался.
23
Право же, очень хорошо, что в кабинете начальника политотдела окно занимает почти всю стену, а белые шторы всегда раздернуты. Просторная комната полна света. На душе легче и спокойней становится, особенно когда чувствуешь за собой вину. Не в темницу идешь для разноса, а на деловой чистосердечный разговор.
Подполковник Дербаносов расспросил Сысоева и Агаджанова о подробностях операции, о том, как действовал каждый комсомолец. Какие просчеты были допущены?
— Этот… Расстрига на моей совести, — хмуро произнес Олег. — Сообрази я сразу, успели бы догнать.
— Жаль, конечно, что не взяли его, но не это главное. Суть в том, что шайку мы обезвредили. Третий сообщник теперь известен милиции. — Дербаносов умолк, вопросительно глядя на Агаджанова. — А вы что скажете?
— Скверно, товарищ подполковник. Совсем скверно!
— Это вы о Тверцове?
— Не прощу себе, зачем его вперед пустил! Говорит, место знаю. Раз знаешь — веди. Не подумал, что бандит может оказаться там.
— Мысли чем-то заняты были?
— Так точно, товарищ подполковник. Все прикидывал, покупать второй чемодан или одного хватит.
— Да, — кивнул Дербаносов. — В этом ваша промашка, и наша тоже. Верно, Олег Иванович?
— Я о чемоданах не думал.
— Видели мы с вами, что Агаджанов и некоторые другие старослужащие на домашний лад перестроились, а действенных мер не приняли.
— Товарищ подполковник, прапорщик Сысоев беседовал со «старичками». Со мной в том числе, — возразил Агаджанов.
— Значит, не нашел самых верных слов.
— И слова хорошие были. Только как-то мимо ушей они… Да и не маленький я, сам соображать должен…
— Понимаете, какая вещь! — невесело усмехнулся Дербаносов. — Формально вам отвечать вроде бы не за что… Разве только за свидание с Дорой. Да и то вы с разрешения командира из дежурки ушли. Получается, что и проступок-то невелик. А служили вы хорошо, безупречно служили, этого не зачеркнешь. Так что покупайте себе второй чемодан и отправляйтесь…
— Не нужен мне чемодан, товарищ подполковник! На той неделе собрание, а я уеду, камень на душе увезу. На всю жизнь! Разрешите мне остаться?
— Не горячитесь, Агаджанов, я ведь вас не упрекаю… До собрания остаться хотите, комсомольцев послушать?
— Совсем хочу. — Сержант поднялся, вытянулся. — На сверхсрочную буду проситься. Или в школу прапорщиков, как Сысоев. Если доверите…
— Да вы сидите. Хорошо подумали, Агаджанов?
— Дома жизнь спокойная, товарищ подполковник. А здесь еще трудности… Я, может, не убедительно объясняю, только все равно не уеду теперь отсюда. Не возьмут на сверхсрочную — буду в порту работать. В бригаду Тверцова пойду, чтобы со спокойной совестью… А может, все-таки оставите на сверхсрочную? — с надеждой посмотрел он на Дербаносова.
— Товарищ подполковник, я поддерживаю, — сказал Сысоев. — Горьким опытом научен сержант.
— А чемодан-то как же? — улыбнулся Дербаносов.
— Да выброшу я все барахло!
— Не надо. Чемодан сам по себе вещь полезная. А рапорт подавайте, если решили. Я поговорю с полковником.
Из кабинета начальника политотдела Олег вышел, когда уже смеркалось, в длинном коридоре зажглись электрические лампочки. Едва открыл дверь в свою рабочую комнату — услышал телефонный звонок. Лейтенант-инструктор, стучавший на пишущей машинке, указал подбородком:
— Возьми трубку. Пять раз тебя спрашивали. И все женщина.
— Прапорщик Сысоев слушает.
— Олег! — узнал он взволнованный голос Жени. — Олег, ты способен меня простить?
— За что?
— За вчерашнюю глупость… Боже мой! Мы только что ходили к Алеше.
— Как он?
— Спит. Врач сказал, что слаб очень. Не меньше месяца продержат его.
— Откуда ты говоришь?
— От себя. Из конторы плавстройотряда. Из комсомольского штаба, — уточнила она. — Иначе к вам не дозвонишься.