И вот — Афганистан. Бывалые саперы, до минимума сводившие усилия душманов по «минной войне» на дорогах, считали, что Геза, несомненно, входит в число лучших минно-поисковых собак. Во всяком случае, более чем за год боевой работы Геза не ошиблась ни разу, не поставила под удар Михаила Усманова, капитана Кругороцкого, их товарищей по оперативной группе.
Горький запах тротила притупляет, убивает обоняние: чем оно тоньше, тем быстрее происходит губительный процесс. В один отнюдь не прекрасный день это может отразиться на работе. Кроме того, запах тротила постепенно разъедает легкие. Но это на поиски мин практически не влияет, а лишь со временем сказываются на здоровье собаки. Помня об этом, саперы — особенно, конечно, Миша Усманов — очень берегли Гезу. Собаке разрешалось работать не болев двух часов, потом отдых. В жаркую погоду, когда запах тротила становится особенно острым и вредным, собаку лучше вообще не выводить на поиск. Но иногда заставляет необходимость. Миша Усманов строго соблюдал для Гезы особый режим. В обычное время — не более полутора часов поиска. В жару — полчаса. Мало? Зато точность гарантирована, а это главное. Был недавно разговор нового начальника штаба с Михаилом Усмановым, вызванный тем, что у того приближался конец службы.
— Собаку отпустить не можем, — сказал ему начальник. — Уникальная собака. Сколько жизней спасла и еще сколько спасет! Вы сознаете это?
— Вполне. Но оставить Гезу нельзя. Поймите, я очень прошу вас, нашу с ней взаимную привязанность. Если я даже пересилю себя, если уеду, Геза работать не будет. Это конец для нее. Геза очень уважает капитана Круторецкого, слушается его, даже ластится, но работать отказывается наотрез.
— Значит, оставайтесь вместе. У вас за спиной техникум, вы отлично служите, награждены боевой медалью. Звания прапорщика достойны.
Так говорил начальник штаба. И капитан Кругорецкий тоже несколько раз беседовал с младшим сержантом: «Хочу, Миша, чтобы ты возглавил оперативно-саперную группу. Есть у тебя знания, есть опыт. Вы с Гезой здесь очень нужны…»
И вот любимый командир, сдержанный в разговорах, никогда не дающий в обиду своих подчиненных, на самые рискованные дела ходивший первым — этот командир, к которому так привык Миша Усманов, завтра отправится в академию. И просит заменить его. Хотя бы на первое время.
Командира можно понять. Но Михаилу так хотелось домой, в семью, к старым друзьям! А с другой стороны, если узнает, что без него погиб здесь кто-то из саперов, не простит себе этого! Будет думать: окажись там мы о Гезой, товарищ остался бы жив…
Сейчас, шагнув сладом за собакой в зону минного заграждения, младший сержант Усманов неотрывно наблюдал за реакцией Гезы, следя боковым зрением за соседом с миноискателем. Уехать или остаться здесь — этот вопрос он обдумает после.
Как Геза беспредельно верила своему хозяину, чувствуя его настроение, его желания, так и Усманов полностью доверял собаке, ощущая ее состояние. Он видел: Геза довольна, что есть работа, что на нее смотрят, что ее обязательно похвалят и приласкают, если она определит, откуда источается неприятный, но привычный для нее запах.
В такие минуты Геза поглядывала на людей, даже на своего хозяина, словно бы с лукавой, снисходительной насмешкой: эх вы, сколько у вас всяких железок, всяких приборов, приспособлений, а не можете уловить то, что я улавливаю одним лишь своим кожано-бархатистым носом! Это же так просто.
21
Асфальта здесь, на горной дороге, поблизости от перевала, не было. Геза, чуть натянув поводок, шла зигзагами от скалы к обрыву и обратно, особенно тщательно обнюхивая углубления, кучки мелких камней. Позади — метров десять. Собака вдруг замерла, приподняв правую лапу. Опустила ее не вперед, а назад, немного попятившись. И сразу же села, навострив уши, чуть пошевеливая хвостом.
Как положено, как учили: перед миной — мордой к мине. И сидела так не двигаясь, пока вокруг шарили миноискателями, пока Усманов не воткнул рядом с ней красный флажок — сигнал опасности. Только после этого собака и проводник столь же осторожно двинулись дальше.
Первые мины, как и предполагал капитан Кругорецкий, оказались обычными, если вообще можно говорить про обычность при поиске и обезвреживании взрывоопасных предметов. Итальянские мины механического действия. При массовой постановке они, конечно, очень опасны. Но для квалифицированного специалиста это в общем-то простая арифметика. Важно обнаружить. Потом зацепи «кошкой», спрячься в укрытие, дерни шнур, вытащи мину из гнезда. Если в течение двух минут не грянет грохот, значит, мина без «сюрприза». Две минуты — это с перестраховкой. Затем иди, вывертывай взрыватель. У пластмассовой мины хозяйственный сапер снимет еще и верхнюю часть — крышку. Из крышек получаются хорошие абажуры: ребристые, прозрачные, желтые. Отверстие для взрывателя соответствует размеру электропатрона. Но это, разумеется, на любителя.
Может, итальянцы специально делают подобные корпуса мин с расчетом на разные нужды, чтобы убытка не потерпеть? Не будет спроса в одном качестве — реализуют в другом. Унификация! Только не очень-то гуманны эти их унифицированные поделки.
Владлен Кругорецкий называл обычные мины «заманихами». Они снижали психическое напряжение, настраивали на определенный лад, на конвейерную работу: успокаивали, вселяя уверенность. Молодой минер может расслабиться. А Кругорецкий приучал подчиненных всегда быть в форме, всегда начеку, подходить к каждой мине как к совершенно неизвестной, способной преподнести любую неожиданность. Поспешишь — на воздух взлетишь… Владлен Николаевич прежде всего старался уяснить: почему именно в этом месте противник поставил такие мины?
Главное — понять вражеский замысел.
Особое внимание Кругорецкого привлекла четвертая мина. Она была поставлена на значительном удалении от предыдущих. За ней ровной цепочкой вытянулись еще шесть красных флажков. И весь этот комплект — с четвертой по десятую — на самом опасном участке дороги. От нависшего над шоссе выступа до крутого поворота, вырубленного в скале. При взрыве одного заряда сдетонируют другие, и тогда…
Странно вела себя Геза. Обычно она не подходила больше к обнаруженной мине, над которой стоял флажок. А сейчас, возвращаясь от поворота, задержалась возле четвертой мины, опять села мордой к ней. Принюхивалась, недовольно фыркая.
— Что, волнуется? — спросил Усманова капитан. — Или устала, отдохнуть пора?
— Вероятно, очень сильный запах раздражает ее. Может масса больше обычной?
И миноискатель здесь, несмотря на помехи, давал особый, высокий звук. «Возьмусь сам», — решил Кругорецкий, твердо придерживающийся правила: наиболее трудное, наиболее опасное — командиру. У него самый большой опыт, самые глубокие знания, самое отточенное мастерство. Без этого командирами среди минеров не становятся. А если и становятся, то ненадолго…
Малой саперной лопаткой Кругорецкий осторожно снял верхний слой каменистой сухой почвы. Рыхлая была почва, копали, вероятно, минувшей ночью. Саперы издали наблюдали за действиями командира и Михаила Усманова. Поблизости находилась лишь Геза. Лежала метрах в пяти, вывалив красный, копьеобразный язык, не сводя внимательных карих глаз с Кругорецкого и Усманова. Это была всеми признанная привилегия Гезы: следить за тем, как откапывают обнаруженные ею мины. Может, интересно ей было знать, что это за штуки, которые источают такой неприятный запах. А может, не оставляла надежды на то, что из какой-нибудь ямки появится не бесполезный вонючий предмет, а нечто вкусное, вроде любимых Гезой куриных ножек, которых она совсем не получала здесь, на военной службе. Кормежка была хорошая, сытная, но очень уж однообразная.
Капитан и младший сержант между тем работали саперными лопатками. Вскоре Кругорецкий, отстранив Усманова, достал нож. Легкими движениями, миллиметр за миллиметром, соскабливал он грунт до тех пор, пока тускло не блеснул металл. Левой рукой капитан отгреб мелкие камешки. Окопал «клад» с боков: образовалась довольно обширная яма, углубленная по краям. Кругорецкий и Усманов переглянулись: ясно — самодельный фугас. Металлический бак литров на двадцать пять, наполнен тротилом. Наверное, в ближайшем кишлаке реквизировали бак душманы. Пара тонких проволочек, присыпанных землей тянулась от него к следующей мине. Значит, точно: расчет на то, чтобы разом взорвалась вся цепочка мин, обрушив в пропасть участок дороги. Хитер подлец — бандитский минер!