— Бывает, устал, — вместо этого сказал он.
— Старею, наверное.
— Отдохнешь немного — и все пройдет. У меня иногда тоже бывает так. Хочется плюнуть на все и… А потом проходит.
— Тебе проще. У тебя семья, а у меня — одни горы… Надоели горы, а вот как подумать бросать — страшно без гор… Ну да ерунда все это! Забудь про этот разговор, словно его и не было.
На другой день перед полуднем Слесарев заглянул к Прохорову в палатку. Тот, ругаясь, копался в рюкзаке.
— Ты что?
— Такая погода, а Романов умудрился ногу вывихнуть. Дурачились вон на леднике, поскользнулся, в трещину попал.
— Я пойду.
— Но ты же…
— Я пойду. Если ты, конечно, не против идти со мной. Что я тут буду лежать, словно курортник. Забудь, что я тебе вчера говорил.
— Но ты подумай.
— Нечего думать. Если ты не против, я иду.
На другой день их палатки уже стояли под самой стеной, у окончания морены. Прохоров и Слесарев внимательно рассматривали в бинокль стену.
— Ты пойдешь с Максименко, — сказал Прохоров, — а я с Веселковым.
— Тебе виднее, можно и наоборот. Как этот Веселков?
— Хороший парень. Очень цепкий. Чувствует камень, трассу. Правда, молодой еще, опыту маловато, но со временем из него получится хороший альпинист. Плохого я бы на эту стену не взял…
— Да, это несомненно «шестерка»[2],— откликнулся Слесарев. — Могу я пойти с Веселковым. Ты же любишь ходить с Максименко. А мне все равно с кем, я ни с тем, ни с другим не ходил. — Слесарев не отрывал взгляда от стены.
— Волнуешься?
— Да как тебе сказать. Ведь здесь до нас еще никто никогда не ходил.
Через день к полудню уже вся стена оставалась позади. На одном из привалов, стоя на узенькой полке над более чем километровым обрывом, Прохоров смотрел вниз, где белел ледник, у окончания которого, не видимые отсюда, стояли их палатки. Он поднял голову вверх, где метров на пятнадцать выше висел на «стременах» Слесарев, и подумал: «Нет, Саша, что ни говори, а больше нигде такого не увидишь! Горы многое нам дали. Просто мы стали привыкать к ним. Видимо, на самом деле стареем».
Теперь была очередь их связки идти вперед. Прохоров, проходя мимо, похлопал Слесарева по плечу:
— Еще немного осталось.
— Немного, — улыбнулся тот. — Погода-то! В такие минуты я всегда вспоминаю знакомого спелеолога из Сухуми, не догадался к нему заглянуть, Кукури Георгиевич Мгеладзе. Мы познакомились с ним в Крыму. Там на всесоюзном совещании спелеологов свой доклад он начал, как грузинский тост, притом с изумительнейшим таким грузинским акцентом, вся прелесть в этом: «Дорогие товарищи! Когда в шестнадцать лет я впервые взошел на Эльбрус, я сказал своему другу: «Кацо, неужели есть люди, которые никогда не видели этого?! Когда же я в шестьдесят лет спустился в Анакопийскую пропасть, я сказал своему другу: «Кацо, неужели я мог умереть, не увидев этого?!»
— Ну ладно, Саша, я пошел, — засмеялся Прохоров.
— Ладно!
Еще через полчаса, пройдя метров тридцать, Прохоров вышел на следующую полку шириной в две ступни. Лучшего места для отдыха здесь было не найти. Сняв рюкзак, прикрепил его к вбитому в стену крюку. По натянутым Прохоровым перилам на полку поднялась вторая связка. Слесарев прошел в конец полки, поставил в угол рюкзак, тоже пристегнув его к крюку, вернулся к Прохорову.
После отдыха была очередь Максименко идти первым. Он осторожно стал подниматься вверх по трещине. Путь ему преградила большая плита. Задержался около нее. Она показалась ему ненадежной, он осторожно — сантиметр за сантиметром — пошел по стене вправо. Слесарев, страхуя, — за ним по полке. Но и там выйти наверх Максименко не смог, снова вернулся к плите…
Вдруг Прохоров услышал что-то вроде вскрика или тяжелого вздоха. Поднял голову — плита медленно вываливалась из стены, Максименко пытался вжать ее обратно, но она была очень большой и тяжелой. Саша Слесарев был пристегнут к стене карабином прямо под Максименко, и через несколько мгновений его накрыло плитой. Прохоров невольно закрыл глаза. Когда через секунду открыл их, Максименко еще был на стене. Криво улыбаясь, он смотрел, как стремительно разматываются последние метры веревки, которой он был связан со Слесаревым и которую еще можно было перерубить, потом,! — когда веревка со свистом натянулась, — его сорвало со стены.
Прохоров оглушенно смотрел, как их било о выступы скалы, веревкой сматывало вместе и снова разматывало. Он надеялся, что веревка где-нибудь зацепится за уступ, тогда, может быть, кто-нибудь из них останется жив, но веревка не зацепилась, они исчезли из виду далеко внизу за уступом скалы и через некоторое время на ледник выплеснулся вызванный глыбой и ими камнепад…
2
«Шестерка» — маршрут шестой категории сложности. В СССР маршруты альпинистских восхождений до последнего времени делились по степени сложности на 5 категорий. Сравнительно недавно введена шестая — наивысшей сложности, или международного класса.