Пережитое во время плавания было настолько ужасным, что несколько лет спустя, когда Моэм с комфортом расположился в шикарном нью-йоркском отеле «Риц-Карлтон», приходившие к нему в гости с любопытством разглядывали старую треснувшую чашку, стоявшую на столе. В ней во время плавания на «Солтерсгейте» он хранил свой дневной рацион воды. Моэм любил при этом повторять, что она напоминает ему «о том, что самые лучшие вещи в жизни — это те, которые являются самыми простыми и о которых мы думаем меньше всего, потому что воспринимаем их как само собой разумеющееся».
Семнадцатого июня два углевоза вышли из Канн и направились в Марсель, откуда их до Орана сопровождал французский конвой. Когда 23 июня они зашли в этот алжирский порт, пассажирам было запрещено сходить на берег, потому что за день до этого Франция капитулировала. «Солтергейт» был отправлен обратно через Средиземное море под охраной других французских военных кораблей. Через два дня суда бросили якорь в Гибралтаре, где простояли трое суток. Пассажирам на короткое время было разрешено сойти на берег. Наконец под охраной английского крейсера с поредевшим числом пассажиров «Солтергейт» направился сначала в Лиссабон, а затем в Англию. Ясное понимание нависшей над всеми пассажирами угрозы со стороны всюду шнырявших немецких подлодок, должно быть, обострило восприятие Моэмом описание Платоном суда над Сократом и его смерти.
Двадцать суток спустя после отплытия «Солтергейта» из Канн он наконец пришвартовался в ливерпульском порту. В течение этого времени мало кто знал о местопребывании одного из самых известных писателей мира. Двадцать третьего июня «Нью-Йорк таймс» утверждала, что за несколько дней до вступления немцев в Париж он находился во французской столице и выражала опасение за его безопасность. Лишь 29 июня газета сообщила о том, что он находится в Лиссабоне.
Прибытие Моэма в Англию, естественно, вызвало большой интерес в прессе. Девятого июля писатель заявил репортерам, что после трехнедельного трудного морского перехода он восстанавливает силы в одном из удаленных уголков страны. На самом деле он сел на первый же идущий в Лондон поезд и уже на следующий день предложил свои услуги Би-би-си.
Министерство информации и Би-би-си оперативно откликнулись на его просьбу, и уже 10 июля Моэм участвовал в передаче под названием «Побег с Ривьеры», в которой, рассказывая об опасном переходе, он подчеркнул смелость пассажиров и чувство долга, проявленное экипажем судна. Спустя несколько часов он записал на пленку четырехминутное выступление для передачи за рубеж. На следующий день он выступал дважды: в первой передаче он поделился со слушателями Англии своими мыслями о причинах падения Франции; во второй призвал соотечественников-англичан проявить чувство сострадания к своим союзникам и не винить их: «Я обращаюсь к вам с просьбой проявить терпение, пока этому охватившему мир безумию не наступит конец. Я верю в то, что после этого мучительного испытания Франция обретет свободу под старым лозунгом „Свобода, равенство, братство“ и вновь займет подобающее ей место в авангарде борцов за демократию».
Заявления Моэма, безусловно, преследовали пропагандистскую цель, но они скрывали также и остро испытываемую им личную горечь. Он с детства глубоко любил Францию и теперь не вполне был уверен, что ему когда-нибудь доведется снова вернуться на свою вторую родину и увидеть виллу «Мореск». Кроме того, ранее он посещал оборонительные укрепления французской армии и твердо заявлял, что с их помощью удастся сдержать немцев. Теперь он был вынужден признать, что ошибался.
Рассказав англичанам о положении во Франции, Моэм затронул более деликатный вопрос: он разъяснил французам позицию англичан в отношении Франции в тот период. Очевидно, в этом вопросе писатель внес наибольший вклад в пропагандистскую работу. Третьего июля английский флот атаковал французскую эскадру, стоявшую в бухте Алжира. Это нападение дало Германии и правительству Виши прекрасный предлог для раздувания неприязни некоторой части французов к англичанам. Поэтому в тех условиях требовалось выступить с заявлением для оправдания действий английского флота.
В силу затруднений с речью выступления Моэма по радио превращались для него в муку. И все же они доказали ему, что он может четко излагать мысли перед микрофоном. Получаемые им 5–10 гиней в виде гонорара за каждое выступление ни в малейшей мере не умаляли убедительности его радиообращений. Как и во время первой мировой войны, когда он считал наивным выполнять задания агента разведки бесплатно, так и теперь, когда его доступ к личным счетам был ограничен, он не видел причин для отказа даже от самого скромного заработка.