Сомерсет Моэм всегда считал, что внешность и психологический склад человека предопределены генетически и любые попытки изменить их бесполезны.
В 1910 году писатель встретил в Нью-Йорке своего дальнего родственника и был поражен темными волосами, карими глазами и болезненно-бледным цветом его лица — этим он походил на него самого. Кроме того, родственник оказался эмоциональным молодым человеком, аристократом и в нем чувствовался какой-то душевный надлом. Ко всему прочему он сильно заикался. Писатель увидел в нем свойственные всем Моэмам черты, от которых нельзя было избавиться, и пришел к неутешительному выводу: «Все мы — результат сочетания наших генов и хромосом и с этим ничего не поделаешь, потому что такими мы родились. Единственное, что нам остается, — это попытаться как-то компенсировать наши недостатки».
Маленький рост отца и его манера сидеть, положив ногу на ногу, несомненно, подтвердили убежденность писателя в сходстве свойственных всем членам семьи черт. Некрасивость отца и деда, очевидно, гнетуще действовали на него в юности, и это ощущение обреченности сопровождало его и позднее. Легко представить, как чувствительный, углубленный в себя юноша, твердо уверовавший в генетический детерминизм, убедил себя в том, что он унаследовал все эти непривлекательные черты. Возможно, именно в этом источник его застенчивости и чувства неполноценности, которые он испытывал на протяжении всей жизни. Именно этим, вероятно, объясняется довольно любопытная оценка писателя Альфредом Лантом, заявившим, что Моэм представляет собой исключение из правила, согласно которому мужчины смотрятся в зеркало чаще женщин. «Мужчины, — утверждал Лант, — более тщеславны в том, что касается внешности, чем женщины. Они без конца любуются своим отражением. Я знал лишь одного человека, к которому это правило не относится. Это был Сомерсет Моэм: он никогда не смотрелся в зеркало».
Роберт Ормонд Моэм был любящим отцом. Одна из немногих сохранившихся работ, в которой он упоминается, — эссе Виолетты Хаммерсли «Детство в Париже». Ее рассказ дополняет Робин Моэм, который одно время неоднократно встречался и подолгу беседовал с ней. Виолетта, дочь одной из самых близких подруг матери писателя, Изабеллы Уильямс-Фриман, также родилась на территории британского посольства (в 1874 году) и часто бывала в семье Моэмов. По ее словам, у Роберта Моэма было «крупное, землистого цвета лицо. Но когда он сажал меня на колени и открывал карманные часы, я испытывала чувство полной безопасности и необъяснимого счастья». Отец писателя любил детей и проявлял к ним «необыкновенную доброту». «От него исходила, — вспоминала она, — огромная человеческая теплота, которая преображала его. Это был глубоко порядочный человек, который пользовался большим уважением. И еще: он обожал свою жену».
Жена Роберта, Эдит, действительно была женщиной, достойной обожания. В книге «Подводя итоги» Моэм так описывает ее: «Моя мать была очень миниатюрна, у нее были большие карие глаза и копна каштановых с медным отливом волос, тонкие черты лица и нежная кожа. Она вызывала всеобщее восхищение». Сэр Фрэнсис Оппенгеймер в своей автобиографии «Незнакомец» вспоминает, что среди англичан, проживавших в Париже, миссис Моэм слыла красавицей.
По происхождению Эдит была из семьи среднего класса, обосновавшейся некогда в Корнуолле. Когда ее отец, майор Чарлз Снелл, умер в 1841 году в Индии, его вдова вернулась в Европу с двумя дочерьми и поселилась в Париже, где она с младшей дочерью Роуз зарабатывали на жизнь, занимаясь сочинительством романов и детских книг на французском языке: мать написала двенадцать книг, а дочь — шесть. Позднее Эдит встретила Роберта Моэма, полюбила его и 1 октября 1863 года они поженились. Ей было двадцать три года, ему — тридцать девять.
В течение последующих семи лет успех сопутствовал Моэмам. Дела солидной фирмы «Моэм и Диксон» шли в гору, и состояние Роберта росло. По словам брата писателя Фредерика, их мать «была знакома в Париже почти со всеми, с кем следовало». Моэмы жили на третьем этаже в доме 25 на авеню д’Антэн — элегантной широкой улице неподалеку от Елисейских полей.
Вскоре после свадьбы у Моэмов появился первый ребенок. В течение последующих четырех лет у них родились три сына: Чарлз Ормонд (14 ноября 1865 года), Фредерик Герберт (20 октября 1866 года) и Генри Невилль (12 июня 1868 года). Прошло шесть лет, прежде чем на свет появился Уильям Сомерсет. Эта возрастная разница позднее превратится в пропасть, которая постоянно будет отделять Моэма от его братьев.