Выбрать главу

Оглядываясь на свою миссию в России, Моэм был склонен оценивать ее как провал. Будь он направлен в Россию на полгода раньше, он, как ему казалось, мог бы предотвратить захват власти большевиками. Однако, как показывает история, вряд ли кому-либо удалось бы остановить движение к социально-политическим преобразованиям, которые нашли выражение в революции.

По мнению Джефрис-Джоунса, Моэм вынес неоправданно суровый приговор своей миссии. По словам Джоунса, писатель довольно успешно справился с задачами, поставленными ему Вайзманом. Его донесения отличались большей точностью, чем сообщения других агентов и сотрудников посольств. В них он раньше остальных указал на шаткое положение Керенского, силу большевиков и потенциальные возможности национальных движений в Польше и Чехословакии. Моэм дал глубокий анализ политических и экономических рычагов, которые способны помочь союзникам повлиять на события в Центральной и Восточной Европе. Основные элементы этого анализа были использованы западноевропейскими странами и США в своей политике после захвата Германией Чехословакии и Польши в конце 30-х годов. Поэтому собранные Моэмом сведения явились важным источником информации о России и странах центральной Европы второй половины 1917 года.

V

СКИТАЛЕЦ

1918–1929

Поскольку война помешала Моэму отправиться в какую-нибудь хорошую лечебницу в Давосе или Сен-Морице, врачи посоветовали ему пройти курс лечения в санатории в Нортбах-он-Ди неподалеку от Банхори в северной Шотландии. В течение полутора месяцев он соблюдал предписанный режим, ни с кем не встречаясь, кроме врача, медсестер и официантки. Для человека, ревностно оберегавшего независимость, которую он обретал в периоды путешествий, затворничество в санатории сначала показалось невыносимым. Но вскоре Моэм привык к своему новому положению. После активной, требующей большого физического напряжения разведывательной работы он испытывал удовлетворение от теплой, почти домашней атмосферы изолированной медицинской палаты. «Я наслаждался одиночеством в своей палате, из окон которой было видно темно-синее звездное небо, — писал он в книге „Подводя итоги“. — Тишина таила в себе очарование. Казалось, она впитала в себя безбрежные просторы вселенной; наедине со звездами у меня возникали самые фантастические и авантюрные планы. Мое воображение никогда не рождало более причудливых и более заманчивых идей».

Когда силы вернулись к нему, он начал общаться с другими пациентами санатория. Из этих контактов он почерпнул огромный материал для своих будущих произведений. Он стал свидетелем любовных интриг, ссор, скандалов и слез больных. Он обнаружил, что неизлечимая болезнь и изолированная замкнутая жизнь пациентов ломает характер человека и в еще более неприглядном виде выставляет напоказ его слабости. Как и во время службы в санитарном батальоне во Франции, он увидел, как люди ведут себя перед смертью. Свои впечатления от лечения в Шотландии он положил в основу рассказа «Санаторий».

Дни, проведенные Моэмом в уединении, положат начало исключительно продуктивному периоду в его писательской карьере. Хотя в течение предыдущих четырех лет он продолжал писать, одиночество, которое он испытал в санатории, казалось, открыло шлюзы для творческого потока, сдерживаемого потрясениями разразившейся войны. В течение полутора лет он издает четыре пьесы — «Дом и красота», «Жена цезаря», «Неизвестность», «Круг» — и один крупный роман — «Луна и грош». За этим всплеском творческой активности последовало два десятилетия, в течение которых он пишет множество исключительно удачных произведений — пьес, романов и рассказов. Утрата Моэмом иллюзий и страстное желание найти забвение в уходе от действительности, отразившееся в его работах того периода, получили глубокий отклик у большого числа читателей и зрителей, испытавших в результате войны такие же чувства, что и он.

Еще до появления новых работ театр «Глобус» осуществил постановку написанной им в начале 1917 года пьесы «Любовь в деревне», которая была посвящена военной теме. Во время пребывания Моэма в России его друг, драматург Эдвард Ноблок, добился от возглавляемого Чемберленом цензурного управления разрешения на постановку этой пьесы. Ее премьера состоялась 26 января 1918 года, когда Моэм находился в санатории в Шотландии. Она шла в театре непрерывно более четырех месяцев.